Тем временем один из журналистов, комментировавших матч, обратился к другому: – Нет, подожди минутку, Джек, ты что, хочешь сказать, что тренеры специально дают всем игрокам инструкции – идти и бить противников по коленкам?.. Не дослушав эту фразу, толстяк по имени Бу обратился к остальным: – А вы видели этих ветеранов, когда их показывали перед матчем на стадионе Фиеста? Без всех этих щитков и прочей амуниции? Они так выглядели, как будто привыкли не на двух ногах, а на четвереньках ходить. – Встав с кресла, толстяк вперевалку прошелся перед телевизором на демонстративно согнутых и широко расставленных ногах. – Охренеть! Встретишь такого на улице – подумаешь, что у него увольнительная на пару часов из клиники ревматоидного артрита. Это вызвало у всех присутствующих новый взрыв хохота. Даже Хойт улыбнулся, как заметила Шарлотта, взглянув на него уголком глаза Но что тут смешного? Она не могла понять. С ее точки зрения, все происходившее на экране было отвратительно. Ей было тревожно и жалко игроков. Шарлотта понимала, что явно не въезжает в ситуацию. Ведь если разобраться, все эти парни явно из богатых семей. Они достаточно богаты, чтобы платить за учебу и оплачивать все, что им захочется иметь, включая членство в самом престижном студенческом братстве. Кроме того, не дураки же они, на самом деле. Просто так в такой университет, как Дьюпонт, не поступишь. И при этом они нисколько не отличались от ребят из школы Аллегани-Хай. Она посмотрела на Хойта – и у нее в памяти совершенно отчетливо всплыл образ Чаннинга. Какие же все-таки они все одинаковые – молодые парни. Просто зациклены на том, чтобы доказывать свою мужественность, а насилие и агрессия, как они считают, – для этого самый лучший способ. С точки зрения Шарлотты, в этом не было ничего мужественного – как следует относиться, например, к спортсмену, которому сломали ногу? Разве можно его не пожалеть? Оказывается, можно. Посмотреть на этих парней, так они, кажется, только радуются, когда кто-то получает травму. Их это просто заводит. Они ассоциируют себя не с жертвой, а с тем, кто нападает. Шарлотте было не по себе, как-то боязно рядом с ними – и в то же время их общество ее завораживало. Девушка больше не пыталась обманывать себя: вовсе ей не хочется встать и уйти отсюда немедленно. И пришла она сюда совсем не для того, чтобы сказать спасибо, развернуться и удалиться. «Да, что и говорить, прав был мистер Старлинг, – подумала она, – какая уж тут свобода воли. Какие там самостоятельные решения – это мне только кажется. На самом деле я всего лишь камешек, наделенный разумом». — 392 —
|