Я Шарлотта Симмонс

«Грег, конечно, прав, – подумал Эдам, – а Камилла полная дура. Другое дело, что правота Грега основана на ложной мотивации».

С его точки зрения, Грег, оказавшись в кресле главного редактора «Дейли вэйв», должен был стремиться доказать всем вокруг, что он не какой-то там карьерист, а настоящий независимый, неангажированный журналист, который если уж берется вскрывать язвы и обнажать пороки, то делает это всерьез, не для галочки. Грег же оказался одним из многих редакторов в истории «Вэйв», кто в основном записывал в свой актив те самые формальные галочки. Будучи реалистом, он прекрасно понимал, что выше головы не прыгнешь и что у администрации, равно как и у братьев-студентов имеется немало способов основательно испортить жизнь любому редактору, который слишком буквально воспримет официально декларируемое право прессы высказывать независимую точку зрения и предоставлять читателю объективную информацию. При этом Грегу – не только общественному деятелю, но и его внутреннему «я» – важно ощущать себя «безбашенным» журналистом, который безрассудно бросается ковыряться в любом дерьме, лишь бы только донести до читателя правду. Тем не менее шансы на то, что отважный Грег Фиоре открыто обвинит администрацию университета в ущемлении права лесбийско-гомосексуальной организации «Кулак» накануне родительского дня разрисовывать дорожки кампуса пиктограммами, пропагандирующими анальный секс, представлялись Эдаму ничтожными.

Впрочем, Эдам вполне отдавал себе отчет, что когда речь идет о Греге Фиоре, его суждения необъективны. Ситуация была предельно простой: Эдам прекрасно понимал, что Грег занял его место. Повернись ситуация немного иначе, и он, старшекурсник Эдам, сидел бы сейчас в рахитичном кресле главного редактора, чуть свысока поглядывая на сотрудников редколлегии. Обвинять Грега в том, что все обернулось не так, как хотелось бы Эдаму, бессмысленно: тот в этом не виноват. Тем не менее Эдам не без труда гасил в себе непроизвольно возникавшие порывы неприязни к главному редактору. Помогали ему в этом доводы разума: если уж кого и стоило в чем-то обвинять, так это родителей Эдама, вернее, отца, который бросил их с матерью. Мать так и не смогла после этого толком устроиться в жизни, и в итоге Эдаму теперь приходилось пахать на двух работах, чтобы удержаться в колледже. Руководство ежедневной газетой вроде «Вэйв» требовало полной самоотдачи и большого количества времени: ни о какой развозке пиццы и написании рефератов и контрольных за болванов вроде Джоджо Йоханссена уже не могло быть и речи. В общем, Эдам не смог бы позволить себе занять кресло главного редактора, даже если бы его умоляли об этом на коленях. Еврей без денег. Отец его происходил из бедной еврейской семьи – по крайней мере, в трех последних поколениях все они были евреями без денег, и именно так – «Евреи без денег» – назывался «пролетарский» роман 1930-х годов, который Эдам прочел, просто заинтересовавшись названием. Прадедушка Эдама по отцовской линии перебрался из Польши в Соединенные Штаты в 1920-е годы и осел в Бостоне, где как раз почему-то и обосновались все безденежные евреи. Отец Эдама Нэйтан Геллин был первым из рода Гелинских – прадедушка слегка укоротил и «причесал» на местный манер свою фамилию, – кто поступил в колледж. К сожалению, денег на завершение образования у него не хватило; отучившись два года в Бостонском университете, отец был вынужден уйти. И тут ему повезло устроиться официантом к «Игану» – большой, шикарный, очень популярный ресторан в центре города, привлекавший в качестве клиентов тех бизнесменов, которых хлебом не корми, а дай пообедать там же, где бывают еще более крупные бизнесмены, известные политики, телеведущие, журналисты из «Глоуб» и «Геральд» и залетные звезды шоу-бизнеса. В общем, «Иган» магнитом манил к себе тех обитателей большого города, кто считал для себя самым важным в жизни «бывать там, где что-то происходит». Нэт Геллин обладал всеми тремя качествами, необходимыми для того, чтобы добиться успеха в подобном заведении: пунктуальностью, тактом и шармом; меньше чем за десять лет он прошел путь от официанта до начальника смены, от начальника смены до метрдотеля и от метрдотеля до главного менеджера ресторана. Эдам едва помнил отца, но понимал, что тот, по-видимому, обладал даром изображать не вызывающие подозрений добродушие и простодушие, что позволяло ему быстро втираться в доверие к людям. Ничем больше нельзя объяснить его блестящую карьеру в таком насквозь ирландском ресторане, как «Иган». В баре этого заведения после шести часов вечера яблоку негде было упасть. Напиться и шумно подискутировать на самые разные темы сюда приходили люди, которые знали, что пьют они «в правильном месте». Бар был обставлен массивными дубовыми столами с отделкой из полированной латуни; картину дополняли дюймовой толщины стеклянные полки с рядами рюмок, бокалов и стаканов, бесконечные ряды бутылок с самыми разными напитками, подсвеченные снизу, словно театральной рампой, – и Нэт Геллин в костюме из серой шерсти грубой выработки, в неизменно свежей накрахмаленной рубашке и с синей «бабочкой» в белый горошек. Этот образ он позаимствовал у команды служащих, встречавших гостей в клубе «21» в Нью-Йорке. В «Игане» он неизменно встречал всех и каждого с широкой улыбкой на румяной физиономии. Дополнительные очки Нэту приносило и то, что он никогда не забывал имен, даже если клиент заходил всего раз в месяц. Еще в самом начале своей карьеры, когда Нэт был еще простым официантом, недавно бросившим колледж студентом, он познакомился с хорошенькой, заводной хохотушкой Фрэнсис Горовиц – для друзей просто Фрэнки. Она недавно закончила среднюю школу и работала в страховой компании «Оллстейт» на приеме заявлений о возмещении ущерба от обворованных или пострадавших в результате несчастного случая.