— Не надо было мне звонить, — говорит Джорджия, и Банни поднимается на четвереньки. — Джорджия… — проговаривает он. — Джорджия. Вам не просто надо было звонить, а надо было позвонить еще давным-давно. Я лежу здесь и слетаю с катушек, думая о вас. — Правда? Банни встает, прижимая трубку к уху, и смотрит на спящего сына. Его охватывает столько чувств одновременно, что он едва собирается с мыслями, чтобы взять с прикроватного столика ключи от машины. — Разве вчера вы этого не почувствовали? — спрашивает Банни почти шепотом. — Притяжение… Искры — бац, бац, бац! — Вы правда видели искры? — спрашивает Джорджия. Банни изображает злодейский побег из гостиничного номера, оставляет телевизор включенным и закрывает за собой дверь. Коридор по цвету и на ощупь напоминает китовую шкуру, и Банни перемещается по этой шкуре шагами одновременно комичными и наводящими ужас — и у него под ногами разматывается длинный ковер цвета горчицы. — Ну конечно, видел! Э-лек-три-чество, детка! Бау, бац! Бац! — кричит он в трубку. — Вообще-то вы мне очень понравились, — говорит она. — Гром гремит, гроза грозится, но меня не испуга-аать! — поет Банни. — Эм-м… Банни? — Мамма миа! Мамма миа! Мамма миа, лэт ми гоу! — не унимается он. — Банни, с вами все в порядке? Банни спускается по лестнице, по шагу на каждую ступеньку, но рискованным способом — задом наперед, после чего ленивцем повисает на перилах, выкидывает в воздух одну руку и поет безумным оперным голосом: — Вельзевул припас его, черта для меня! Меня-а-а! Меня-а-а! Меня-а-а-а-а! Банни проходит через пустынное фойе отеля “Empress”, и всю дорогу его не покидает мысль: “Как странно. Где все?” Миновав пустую стойку регистрации, Банни говорит в трубку очень серьезным голосом: — Джорджия, я должен вам кое-что сказать, потому что мне кажется, что между нами не должно быть всякой там хрени. Ну, знаете, вранья и всего такого… Ответ Джорджии раздается откуда-то из иного мира, далекий и не вполне реальный. — Эм-м… Хорошо, — говорит она. — Потому что я уже сыт по горло всем этим дерьмом, понимаете? — Понимаю. И что же вы хотите мне сказать? — Я пьян. Банни заталкивает в рот еще один “ламберт-ибатлер”, прикуривает и спускается с порога отеля на набережную, где его встречает такой жестокий шторм, что Банни падает на землю. Пиджак вздымается на спине и накрывает его с головой. — Черт подери! — орет Банни в трубку. — Джорджия, подождите минутку! Банни видит, будто в замедленной съемке, как огромная морская волна разбивается о стену набережной, а потом ее подхватывает ветер, гигантской простыней сюрреалистично переносит через дорогу и набрасывает прямо на Банни. Он отыскивает глазами “пунто” и на четвереньках ползет в его сторону. Соленые струи дождя стекают по его лицу, и Банни замечает, что на набережной нет ни одной машины и почти все фонари погашены. Заглушая ураган, раздается скрежет и гром металла, и трещина молнии открывает взгляду Банни остов Западной пристани. Ветер колотит в окна “пунто”, Банни с огромным усилием оттягивает дверь и, собравшись с духом, карабкается на сиденье. Он сидит в машине насквозь промокший и видит перед собой суперкривой кадр, сделанный субъективной камерой: лужа зеленой морской воды у него под ногами. — 109 —
|