– Тебе понятно, в чем мое затруднение, Штефан. Когда‑то я смогла выйти за него замуж. Но уже на протяжении многих лет всякий раз при встрече он осыпает меня оскорблениями. Так что видите, откуда мне знать, какого рода разговор ему понравится. – Мисс Коллинз, клянусь вам, он стал совершенно другим человеком. В последнее время он так вежлив и предупредителен… конечно же, вы вспомните. Если бы только вы над этим задумались… На карту поставлено так много. Мисс Коллинз задумчиво отхлебнула херес. Она как будто собиралась что‑то ответить, но именно в этот момент Борис зашевелился на заднем сиденье, у меня за спиной. Обернувшись, я увидел, что мальчик уже не спит. Он смотрел через окошечко на пустую безмолвную улицу, и вид его мне показался печальным. Я хотел заговорить, но он, должно быть, уловил мой взгляд и, не шевелясь, тихо спросил: – Вы умеете отделывать ванные комнаты? – Умею ли я отделывать ванные комнаты? Борис тяжело вздохнул и снова устремил глаза в темноту. Потом добавил: – Я никогда не имел дела с кафелем. Потому и допустил все эти ошибки. Если бы мне кто‑нибудь показал, я бы справился. – Да, не сомневаюсь, ты бы справился. Эта ванная в вашей новой квартире? – Если бы кто‑нибудь мне показал, я бы сделал все как надо. Тогда маме ванная бы понравилась. Она была бы ею довольна. – Ага. Значит, сейчас она ей не очень нравится? Борис посмотрел на меня так, словно я ляпнул чудовищную глупость, и с подчеркнутым сарказмом спросил: – Тогда с чего бы ей плакать из‑за ванной комнаты, если бы она ей нравилась? – И в самом деле? Итак, она плачет из‑за ванной. Интересно знать, почему. Борис повернулся к окошечку – и теперь в смутном свете, проникавшем внутрь автомобиля, я мог разглядеть, как он борется со слезами. В последний момент ему удалось выдать гримасу огорчения за зевок и протереть глаза кулаками. – Со временем мы во всем этом разберемся, – сказал я. – Вот увидишь. – Я все сделал бы правильно, если бы кто‑нибудь мне показал. Тогда мама бы не плакала. – Да, я уверен, у тебя все вышло бы замечательно. Но мы скоро все это выясним. Я выпрямился на сиденье и посмотрел через ветровое стекло. Освещенных окон было не видать. – Послушай, Борис, – обратился я к мальчику, – нам с тобой нужно крепко задуматься. Ты меня слушаешь? Ответом мне было молчание. – Борис, – продолжал я, – мы должны принять Решение. Еще недавно, как я знаю, мы собирались присоединиться к маме. Но сейчас уже очень поздно. Борис, ты слышишь? — 42 —
|