Безутешные

Борис не отозвался. Судя по звукам, я догадывался, что он все так же сидит на ковре и листает книгу.

– Хорошо, если ты не хочешь играть, – заявила Софи, – я начну одна.

Я услышал, как в стаканчике стучат кости. Читая газету, я невольно жалел Софи за то, как складывался вечер. Однако при той неразберихе, которую она создала, трудно было бы ожидать от нас чего‑либо другого. А сверх того, нельзя было сказать, что она так уж поусердствовала за стряпней. Софи и не подумала приготовить, например, сардинки на треугольных кусочках поджаренного хлеба или кебаб из сыра и колбасы. На столе не было ни одного вида омлета, не было картофеля, фаршированного сыром, а также пирожков с рыбой. Отсутствовал и фаршированный перец. Не было хлебных кубиков, намазанных паштетом из анчоусов; не было продольных ломтиков огурца; не было даже крутых яиц, нарезанных клинышками с зигзагообразной кромкой. В довершение всего, она не испекла ни кекса с изюмом, ни кремовых пальчиков, ни даже швейцарского клубничного рулета.

Постепенно до меня дошло, что Софи встряхивает кости как‑то не так. Собственно, вначале они издавали совсем другой стук. Сейчас она трясла их слабо и медленно – как будто в ритм какой‑то мелодии, звучавшей у нее в голове. Встревожившись, я опустил газету.

Софи сидела на полу, опираясь на вытянутую руку, отчего ее длинные волосы падали на плечо и лица не было видно. Казалось, с головой уйдя в игру, она странно наклонилась вперед, так что буквально нависала над доской. При этом она слегка раскачивалась всем телом. Борюс угрюмо за нею наблюдал, водя ладонями по разорванной книге.

Софи продолжала встряхивать кости с полминуты, не меньше, потом вывалила их из стаканчика. Она сонно их осмотрела, передвинула на доске фишки и снова взялась за стаканчик с костями. Чувствуя в атмосфере недобрые признаки, я заключил, что пора брать ситуацию под свой контроль. Я отбросил газету, хлопнул в ладоши, выпрямился и объявил:

– Мне пора в отель! А вам обоим я бы усиленно рекомендовал отправиться поспать. У нас у всех выдался трудный день.

Выходя в прихожую, я мельком заметил удивленное выражение на лице Софи. Через секунду она оказалась рядом:

– Уже уходишь? Ты не остался голодным?

– Прости. Я знаю, ты немало провозилась со стряпней. Но уже поздно. А у меня на завтрашнее утро очень большие планы.

Софи вздохнула, и лицо у нее вытянулось:

– Прости… Вечер не очень‑то удался. Прости.

– Не волнуйся. Ты не виновата. Мы все устали. А теперь мне в самом деле пора.