|
И везде, везде заставляли раздеваться, укладываться в позорную позу и позволять незнакомым мужчинам копаться в самом сокровенном месте моего тела. Только от проверок можно было заработать отвращение к любой близости. Они засовывали в меня свои пальцы в скользкой холодной резине, загоняли зонды и зеркала! Б-р-р, мерзость и издевательство! Не знаю, сколько они брали с Паши, да толку от этих посещений было мало. Творог потихоньку рассасывался, но когда я, убедившись, что все внутри чисто, допускала Пашу, оно немедленно возвращалось, словно подсмеиваясь над рецептами, микстурами и умными физиономиями специалистов. Через полгода мне стало совсем плохо. Все внутри болело, спать удавалось по два-три часа, нервы разболтались, меня бросало от смеха к плачу. К счастью, с Пашей мы виделись только по вечерам, и к его приходу мне удавалось собраться и держать себя в руках. Он очень много работал, возвращался голодный и серый от усталости. Я уговаривала его обедать в каком нибудь ресторане, но Паша отказывался наотрез. – Я хочу есть еду моей жены. Ремонтом и обстановкой квартиры я занималась самостоятельно. Паша хотел переделать ее под современный стиль, сбить лепку, выкрасить стены в яркие цвета. Еле удалось отговорить. Полгода ушли на устройство, а потом я начала скучать. Да и болезнь точила, не давала покоя. Паша тоже весь извелся, бедненький. Один из гинекологов посоветовал обратиться в Психоневрологический институт. Паша договорился, и меня принял зав. кафедрой психиатрии, ученик самого Шевелева. Обследование продолжалось несколько недель, подключили самую совершенную аппаратуру, проверяли на томографе, даже в барокамеру сажали. Потом потащили на обследование Пашу. Он страшно ругался, подсчитывал, сколько стоит каждый час его рабочего времени, но ходил. После всех мучений зав. кафедрой пригласил нас на собеседование. – Видите ли, молодые люди, – сказал он, рассматривая меня и Пашу с нескрываемым любопытством. – Случай у вас редкий, но интересный. Интересный для науки, я имею в виду. Дело в том, что у вашей жены всего-навсего аллергия, неприятная, но аллергия. Хуже другое – на кого эта аллергия. Вы догадываетесь? Нет, мы не догадывались. – Есть виды аллергенов, которые ничем себя не проявляют, пока не оказываются в особо чувствительных местах. Человек может всю жизнь не сознавать, что является источником раздражения. Не для всех, для кого-то одного. И беда, если пострадавший – близкий родственник или, того хуже, супруг. – Так вы хотите сказать, – чуть не подавился Паша, – будто у нее это из-за меня? — 90 —
|