– Сон, тысяча и одна ночь. Только кончилось очень быстро. – Сказки всегда быстро заканчиваются. Мы тебя ждем, прямо с вокзала приезжай к нам, договорились? – Договорились. Москва меня успокоила, я вернулась в привычную среду обитания и почувствовала себя гораздо уверенней. Внимания на меня никто не обращал, юбка, криво торчащая из-под куртки, лишь иногда удостаивалась недоуменного взгляда: все бежали по своим делам. Перевод еще не пришел, на последние деньги я с удовольствием пообедала в столовой, погуляла по Горького, снова вернулась к окошку. Не пришел. Еще погуляла. Опять не пришел. Начало темнеть, перспектива ожидания перевода и ночного сидения на вокзале была не из самых приятных в моей жизни. Я подошла к телефону-автомату, опустила «двушку», и, без всякой надежды набрала номер Толика. – Привет! Ты уже здесь? –Да, утром прилетел. А ты? – Утром прикатила. –Ты где? – На центральном телеграфе, жду перевода. – Спускайся в метро, езжай до Маяковского, я буду тебя ждать на выходе. Только прямо сейчас, не откладывай. –Хорошо. Толик жил в двухкомнатной квартире, заставленной старой мебелью, с вышитыми крестиком картинками на стенах, изображающими котиков, собачек, розы и хризантемы. На полочках буфета теснились фаянсовые безделушки, зато пол не красили уже много лет, слои краски разных цветов выглядывали друг из-под друга, как пятница из-под субботы. – Это бабушкина квартира, – пояснил Толик. – Она умерла год назад, а я ничего не трогаю. Пусть так стоит, будто она жива. Она и жива, в своих вещах, розочках. Я ее очень любил, бабушку. Мы поужинали на кухне, запивая плавленый сыр и лепешки Апы черным чаем из тонких стаканов в жестяных подстаканниках, потом перешли в большую комнату и, не сговариваясь, уселись на пол, застеленный половиком. Сидеть было жестко, но переходить на диван не хотелось. В дверь позвонили. Настойчиво и требовательно, как полиция в фильмах про американскую мафию. – Наш тренер по карате, – успокоил меня Толик. И, уже на ходу к дверям, добавил: – Не такой продвинутый как Санжар, больше по технике специалист. Но крепкий такой каратист, очень умелый. Специалист оказался дробным мужчиной за тридцать, с мелкими, злыми чертами лица. Росту он был небольшого и, наверное, как большинство маленьких мужчин, выживал из себя комплекс неполноценности. – Воскобойников, – представился он, картинно кивнув головой. Просто гусарский поручик какой-то. – Клавдий-Публий? – уточнила я. – Нет, – удивленно дернулся поручик, усаживаясь на пол возле Толика. – Владимир Петрович. Кандидат экономических наук, тренер вот этих подрастающих дарований. — 289 —
|