|
Ствол срубленного дерева, выгрызенный изнутри клыком молнии — видно, еще во времена потопа, — образовал нечто вроде лежака, на котором я могу вытянуться от одной сделанной из дерна и листов картона стены к другой. Сверху — густой покров веток и вьюна, опутавших каркас из нескольких прибитый гвоздями к стволам деревьев планок Потолок, увитый вьюном, был достаточно высок, чтобы я мог сесть вытянув ноги, — да и для моего ангела место оставалось. А она, с приближением моих зрелых лет, все чаще и чаще являлась мне; возникая сначала на пне у входа в мой грот, она затем входила внутрь, чтобы возлечь со мной. Иногда я слышал тысячи голосов, ибо Господь многоязык, и пока я лежал в одиночестве, они шептали мне всякую всячину. И тогда страх, гнев и отчаяние, ставшие для меня хлебом насущным, покидали меня, и я ощущал себя сильным… Все–сильным. Они пове… Он поведал мне кое–что из сокровенного знания. Сначала то, что касалось меня лично. Затем то, что касалось других. Сами того не сознавая, укулиты начали почитать Бет как святую в то самое мгновение, когда солнце впервые прорвалось сквозь завесу облаков и коснулось кудрей, ниспадающих на лоб найденыша. Никогда еще ни одно создание во плоти не казалось столь прекрасным, как юная Бет. Вряд ли когда–либо на земле существовал хоть один ребенок, которого бы так баловали, которому бы так потакали и с которого бы так сдували пылинки, как с этой невольной обманщицы. Лишенная матери и воспитываемая неискушенным в педагогике приемным отцом, Бет неизбежно стала для всех женщин города чем–то вроде общей дочери. Каждая из них горела желанием хотя бы отчасти удовлетворить потребность посланницы неба в материнском тепле; по–иному сей благословенный плод, да еще явившийся при столь чудесных обстоятельствах, они и не называли. Женщины наперебой вызывались кухарничать в доме Сардуса, чтобы получить возможность пичкать его и маленькую Бет разными вкусностями. Они страшно гордились, если малышка ела их стряпню, и приходили в отчаяние, если она ее отвергала. Забота этой многогрудой, многоголосой, неусыпной и балующей мамки шла на пользу девочке, пока та была крохой в пеленках и подгузниках. Первые пять лет жизни маленькой Бет прошли без серьезных происшествий, без болезней и без печалей. Она была спокойным ребенком, умеющим занять себя. К своим многочисленным нянькам она относилась с любовью, всегда вовремя одаряла их улыбкой, обаятельной и лукавой, способной вырвать воркование из груди даже самой строгой матроны. Так девочка выражала этим женщинам признательность за ласку и старание. Каждый год в день, когда была найдена Бет, укулиты наряжали девочку: перевязывали ей волосы жемчужно–белой лентой, возлагали на голову венок из фиалок и приводили на площадь. Приблизившись к подножию величественного монумента, увенчанного гирляндами чернильно–синих цветов, срезанных между могил и надгробий на Хуперовом холме, Сардус Свифт брал девочку на руки и поднимал к небу, возглашая благодарственную молитву. Очи Сардуса — некогда два бездонных колодца, наполненных едким уксусом горя, — превратились в ясно–голубые родники, из которых струились сладкие воды радости. И от этого зрелища на глазах у окружавшей Сардуса паствы выступали первые капли грядущего слезного ливня. — 88 —
|