|
Каждый раз я отвечал ей на записку так же? как в первый раз: обмакнув палец в кровь, я писал ею на стене букву «С». Но с тех пор, как я узнал, что она видит в ней кровавый Серп, я не мог удержаться от того, чтобы подчеркнуть это сходство: Третье письмо было таким. САМЫЙ МОЙ ДОРОГОЙ БОЖЕНЬКА, Я боюсь мудрых старых тетенек, а Тебя не боюсь. Они совсем меня замучили. Говорят, что если я не буду хорошей, то начнется дождь. Но я знаю, что скоро и ты будешь готов. Я не боюсь Тебя, Боженька, каким бы ты ни был. Только, пожалуйста, поторопись. Сделай это быстрее, неважно, что это такое. Если не для меня, то для них. Я люблю тебя. Бет Р.S. Чего ты ждешь? Может, что–то не так? Может, я — плохая? Скажи мне, я постараюсь быть хорошей. Самое забавное, что она, в общем, не ошибалась. Вскоре это случится. Я и сам это чувствовал. И голоса — певчие Господа — уже гудели, надвигались, готовы были сорваться с цепи. Да, да, это случится вскоре. Вскоре случится это. Неважно что. В хмуром настроении я лежал в постели, терзаемый бранчливою сворою резей и болей. Обнаженные нервы в моем брюхе вились и переплетались, как угри в мешке, но я терпел беззвучно, даже можно сказать, героически терпел — пока терпеть стало невмочь. Я рывком приподнялся, свесил ноги с койки, закинул голову назад и начал шарить в пустоте забинтованными конечностями. Меня лихорадило, я чуть ли не бредил от недосыпания. Нащупав бутыль с остатками самогона на дне, я опорожнил ее и, борясь с тошнотой, попытался удержать в желудке обжигающую жидкость. Затем обхватил руками свое нагое тело и стал раскачиваться на краю кровати. По–моему, я даже заплакал. Незадолго до того я нашел новенький аккумулятор от трактора и ящик сорокаваттных лампочек. Из надписи голубым стеклографом на ящике я понял, что все это было из мастерских при сахарном заводе. Как я обзавелся этим барахлом и каким образом дотащил его до лачуги, так и осталось для меня полной тайной. Я ничего не помнил. Вот уж мертвое время так мертвое — мертвее не бывает. Судя по всему, я сам приволок все это из мастерских: в конце концов, иначе пришлось бы предположить не простой провал в памяти, а наличие воображаемого сообщника, что гораздо хуже. Я размотал моток провода и соединил аккумулятор с лампочкой. Я прислушался к тому, как с гудением и треском электричество потекло по проводу. Лампочка засветилась болезненным желтым светом; я не мог оторвать зачарованных глаз от гудящей светоносной сферы; распластавшись на постели, я смотрел на нее, пока она не ожила, не задышала и не стала выглядеть как человеческая железа, как пораженный желтухой орган, конвульсивно извергающий блевки липкого дрожащего света. Я закрыл было глаза, но тут же комок нервов снова заныл у меня внутри, и я вынужден был подняться на ноги. — 158 —
|