Письма Амины

Однажды я пришел домой: портфель стоял на столе, мать нашла его в изгороди и желала выслушать мои объяснения. Мы поругались. Она ничего от меня не добилась. После этого я приходил домой только в случае острой необходимости. Приходил по ночам, спал пару часов, съедал что-нибудь из холодильника и уходил до того, как вставала мать. Если я оставлял одежду, то в другой раз находил ее выстиранной и аккуратно сложенной. Стояло лето, я спал в парках; было тепло, я наслаждался ночлегом с видом на звезды. Я все реже приходил домой. Если хотел есть, а денег не было, брал что-нибудь с полки в супермаркете. В то лето я съел много малиновых рулетов.

Однажды вечером случилось нечто неожиданное, кое-что, заставившее меня призадуматься: а может быть, не все так хорошо. Может быть.

Я уже недели две проходил в одной и той же одежде, пошел дождь, и я решил поехать домой, пожрать, переодеться и свалить, израсходовав запасы материнского терпения и любви, до того как она начнет кричать и плакать. Я сел в «пятерку» и доехал до Брёнсхой-Торв. А когда собрался встать, то понял, что не могу. Я прилип к сиденью, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Хотел позвать на помощь, подать знак другим пассажирам.

Но не мог.

Мы доехали до конечной, автобус въехал на большую площадь, где стояли другие автобусы. Шофер подошел ко мне, сказал, что надо выходить, что он собирается домой. Но я не мог пошевелиться. Он пару раз щелкнул пальцами у меня перед носом, дал мне пощечину и попытался выпихнуть. Я свалился и остался неподвижно лежать в проходе. Тогда он вызвал «скорую».

Приехали два санитара, решили, что я диабетик и у меня инсулиновый шок, и сделали мне укол. Положили на носилки и отвезли в больницу.

Только в больнице меня осмотрел врач. Поскольку он не смог понять, в чем дело, послали за психиатром. Тот сделал мне еще один укол, и они позвонили матери. Она всю ночь проплакала в коридоре, я слышал ее через приоткрытую дверь. Я хотел сказать ей, что все не так плохо, что со мной все в порядке, просто не могу пошевелиться. Но не мог издать ни звука.

На следующий день я снова ходил, шевелил руками и разговаривал, я был в хорошем настроении. Меня выписали, в конце недели я должен был прийти к психиатру. Я пришел, он немного поговорил со мной и выписал рецепт на какие-то таблетки.

Я принимал их меньше недели. Меня рвало, мне было очень плохо. Лежал в кровати, меня тошнило, так что я прекратил их принимать.

Я продолжал бродить по городу, лишь изредка возвращаясь домой. Мама больше не жаловалась, просто была рада меня видеть. Она готовила мне еду, давала чистую одежду, и я снова сматывался. Все еще стояло лето, светило солнце, и я был свободен от всего остального мира.