Микаель смотрит на меня: – Чудно, что тебя больше здесь не будет. Останутся одни придурки, грызущие ногти на ногах. – Я хочу выйти сегодня. – Конечно, конечно. Будем надеяться, что шведский гений не передумал… Микаель – самый младший из санитаров, у него длинные волосы, собранные в хвост. Он не скрывает, что работает здесь, только чтобы по вечерам заниматься музыкой. Микаель слывет веселым малым. Верно, потому, что у него больше общего с пациентами, чем с кем-то из врачей или других санитаров. Случись ему на ночном дежурстве застукать кого-нибудь с косячком, он запросто может сесть рядышком и покурить за компанию. Навстречу нам идет один из новых пациентов. Ему еще не принесли одежду, и он ходит в длинной больничной рубашке. Микаель кладет руку ему на плечо: – По-моему, тебя ищет Гите. У тебя ведь в два бассейн? Глаза безумные: – Я не хочу… плавать… – Не дергайся, я не знаю, что ей надо, она просто тебя искала. Микаель отправляет его дальше по коридору. Он медленно, с пыхтением продвигается вперед. – Не плавать… – бормочет он. – Похоже, его перекормили лекарствами. Микаель улыбается мне. Не будь на нем бейджика с именем, мы могли бы подружиться. Мы идем дальше. Он ободряюще похлопывает меня по плечу: – Конечно, он тебя выпишет. Конечно выпишет… Я хочу выйти сегодня. Хочу выйти. Если Петерсон скажет: давай посмотрим, как пойдут дела, давай подождем пару недель или месяцев, я возьму с полки справочник по психологии – большой том в кожаном переплете, он достает его, только когда к нему приходят родственники пациентов, – разобью им оконное стекло, и – только меня и видели. Я сделал все возможное, чтобы меня выписали. Последние несколько месяцев я много работал. Когда начинался приступ, я прятался в туалете. Кусал одеяло, чтобы не кричать. Следил за тем, как хожу, как ем, говорю. Усаживался, закидывал ногу на ногу, осознавал и признавал, сначала неохотно, но затем им удалось меня убедить. Меня потрепали по плечу, все были рады: их система работает, они могут больше, чем просто пичкать нас лекарствами. Микаель постучал в дверь кабинета Петерсона, тот открыл. Я вошел. Прежде чем закрыть за собой дверь, Микаель показал мне два скрещенных пальца. Петерсон стоит ко мне спиной и смотрит в окно. Здесь все расположено на первом этаже, так что найдешь открытое окно – не разобьешься. За окном – лужайка. Петерсон любит на нее поглядеть, прежде чем разговаривать с нами, психами. Он поворачивается ко мне и улыбается. Не какая-нибудь там широкая улыбка, просто усталое дружелюбие. Затем садится за большой, темного дерева письменный стол. — 3 —
|