|
– Она придет попозже? – Она здесь больше не живет. Я слышу, как ей что-то говорит какая-то женщина, по-турецки или по-курдски, я не слышу разницы. Затем она снова поворачивается ко мне, почти умоляюще произносит: – Уходи, пожалуйста. – Мне нужно поговорить с Аминой. Мать Амины подходит к двери, отталкивает сестру. Невысокая, полноватая, она быстро накидывает платок. Говорит на плохом датском: – Что тебе? – Я хочу поговорить с Аминой. – Амина нэ живет здес. – А где она живет? – Дэржис падалше отсуда. – Я просто хочу с ней поговорить, это важно, я пришел поговорить с ней. – Амина нэ живет здес. Иди! Иди отсуда! Она пытается закрыть дверь, я не даю. – Я не уйду, пока не поговорю с Аминой. – Иди! Нет ее, иди! Она захлопывает дверь, поразительно, сколько силы она в это вкладывает. Я слышу, как за дверью спорят, но ничего не понимаю. Спускаюсь по лестнице, выхожу на улицу. Напротив их окон расположено два жилых корпуса, а между ними – маленький пятачок с травкой и березка. Я сажусь, прислонившись к стволу. Время идет. Вокруг дерева все зассано. Я пробую разобраться в запахах, попурри ночного горшка: собачья моча, человеческая моча, пьянчуга, возвращающийся домой, бездомный. Солнце уже низко. У меня нет часов, должно быть, скоро вечер. Зажигают фонари, я вижу свет в их окне, голубой экран телевизора. По другой стороне улицы идет мужчина с собакой на поводке, дворняжкой с выступающими ребрами. Собака поднимает ногу на стену дома. Хозяин ждать не хочет, тянет ее за собой, собака ковыляет за ним на трех ногах, подняв четвертую в воздух, выпуская на тротуар короткие струйки мочи. Делает несколько быстрых шагов на четырех лапах, чтобы поводок оказался сзади, и снова поднимает ногу. Хозяину все равно, он тянет ее за собой, не снижая скорости. Они исчезают за углом. Сегодня было жарко, но вечер будет холодным. Я кутаюсь в куртку. Думаю о письмах Амины. Все началось не с писем, а с телефонного звонка. Я пролежал в больнице уже несколько месяцев, и был мой день рождения. Утром звонил поздравить брат, но времени говорить у него не было – он спешил на самолет. Наши испекли пирог и скинулись мне на новые плавки для бассейна. Мы пили горячий какао, ели пирог, мне спели и песенку про каравай, и ту, про инструменты. Они на самом деле старались. Даже слабоумная Майкен проорала что-то, а слюни свисали у нее с подбородка. Я сидел, улыбался, благодарил за чудесный подарок, но внутри у меня все было мертво. Я извинился и ушел, набрал горсть монет, нашел старый телефонный справочник. — 14 —
|