Абориген

— Я ж тебя… за это, — Феликс бросился на Борьку.

Борька отскочил, опрокинув стул, схватил молоток с подоконника:

— Не подходи!

Заголосила Иришка, мать подхватила ее на руки.

— Ты? На меня? — шипел Феликс, отступая. — Я ж тебя, гниду, из жалости содержу! Хлеб мой ешь!

— Землю лучше жрать буду, чем твой хлеб! Слаще будет! — Борька выбежал в коридор, кое-как натянул бродни, подхватил куртку, из-за порога уже бросил молоток на пол и скатился по лестнице под заполошные крики матери и надсадный рев сестры.

В темноте моросил нудный, осенний уже дождь. Мелкая морось висела в воздухе, колышимая ветром, липла к лицу как паутина. Редкие прохожие спешили к вечернему фильму.

Борька неприкаянно бродил по улицам, зябко пряча руки в карманах, заглядывал на ходу в освещенные окна домов. Семья, собралась за столом: отец загородился газетой, мать отвернулась к плите, двое мальчишек, пользуясь минутой, самозабвенно, молчком дерут друг друга за уши, давятся от смеха… Высокая старуха с орлиным носом, в шали с кистями, опершись одной рукой на подоконник, вполоборота горделиво смотрит то ли на улицу, то ли на свое отражение в окне… Молодая мамаша разговаривает по телефону, смеется-закатывается, держа малыша под мышкой как зонтик… Тепло было там, за окнами.

От клуба разносилась на весь район дерганая, трескучая музыка. Из дверей выскакивали на улицу распаренные, с прилипшими ко лбу волосами парни и девчонки чуть старше Борьки, торопливо курили и ныряли обратно, как в парную.

Борька глянул в окно дискотеки — и застыл, разинув рот. Внутри, в густом мареве пестрых мигалок чудные парни с крашенными в два цвета волосьями, в разных ботинках и клоунских штанах прыгали, ломаясь во всех суставах разом, падали на пол, катались и дрыгали ногами как припадочные.

Кто-то сильно хлопнул Борьку по плечу. Он обернулся — рядом стояли пятеро коротко стриженных ребят в глухих кожаных куртках с «молниями» и цепочками.

— Закурить есть? — утвердительно сказал один.

Борька автоматически сунул руку в карман.

— Кончились.

— Вот прямо сейчас и кончились?

— Не отвлекайся, Джон, — сказал другой. Он улыбнулся и потрепал Борьку по шее. — Его любить надо. Это ж рабочая лошадка. Он тебя всю жизнь кормить будет…

Мрачные кожаные парни скрылись в дверях дискотеки.

Борька направился дальше, размышляя, почему это он должен всю жизнь кормить стриженого парня. Ближе к реке пошли частные дома, огороженные высоким штакетником. Одинокий фонарь тускло светил над перекрестком. Борька повернул за угол — и нос к носу столкнулся с белобрысой «капитаншей». Девчонка была в белом свитере навыпуск и такой короткой юбке, что ту едва видно было под свитером; волосы высоко начесаны, вокруг глаз фиолетовые тени с блестками, в ушах-серьги, огромные, как поршневые кольца от движка. Борька и не узнал ее поначалу. Девчонка вздрогнула, быстро оглянулась — обе улицы были безнадежно пусты — отступила к забору и замерла, сжав у бедер маленькие кулачки, с отчаянной решимостью вскинув острый подбородок.