|
«Ну, — ответил Рейнхарт, допивая пиво, — это инстинктивно делается. У людей это сидит в голове, и когда они подключаются, с тобой делается так, что ты можешь подать им требуемое. Ты отмечаешь, что это все в самом деле — новости. Это в самом деле произошло». «Ну да. Но в самом деле это не так». «Что значит „не так“? Это ведь произошло? Если ты хочешь, чтоб это было так, значит, так оно и есть». «Но ты же понимаешь. Ты что, совсем не чувствуешь ответственности?» «Перед чем ответственности? Перед тобой? Чего ты стоишь, дырявый мешочек добродетели и остроумия? Если думаешь, что я поганю твой мир, пойди самосожгись». «Вот и слетело с тебя все твое хладнокровие, видишь? Ты полон злобы, потому что ты такой подлец». «Каким я вошел туда подлецом, таким же и вышел, только с денежкой и кушаю креветок». «Креветок любишь, да?» «Люблю креветок. Всегда любил креветок. В чем дело — находишь это пошлым? Это что, предательство духа или еще чего, мой ноющий толстячок души? Тебя это колышет?» «Ага! Ага! Чувствуешь все-таки! Чувствуешь, что предал. Честь?..» «Я тебя умоляю!» «Ладно, не честь. Свое мировосприятие — годится? Свой интеллект». «Можешь взять мое мировосприятие, мой интеллект и засунуть…» «Все, хорош! Довольно! Если замолчишь, угощу тебя стаканчиком». «Идет». Голосом с магнитофонной ленты Рейнхарт обратился к бармену. — Простите, — произнес он, — будьте так любезны — двойную порцию «Джима Бима». Бармен грустно улыбнулся. — На улице, — сказал он, — такая жара. А вы еще крепкого хотите выпить — это после пива-то и креветок. Мне подумать об этом — и то было бы тошно. — А вы знаете, — ответил Рейнхарт, — что последние семь лет я провел на Фернандо-По у западного побережья Африки? Бармен поглядел на него; толстяк, вскрывавший у холодильного прилавка устриц, перестал работать и повернулся. — А на Фернандо-По вдвое жарче, чем в самый жаркий день в вашем городе Новом Орлеане. — Да? — сказал бармен. — Точно! — сказал Рейнхарт. — Это просто парализует. Жопу не отклеишь от стула — такая там жара. Бармен нервно оглянулся на туристов в чистеньких летних костюмах — несколько семейных пар, которые тоже сидели у стойки и ели устриц. — Чуть-чуть потише, — сказал он, подавая виски. — Мне рассказывайте. — Так вот, — продолжал Рейнхарт, величественно принимая стакан, — там, на Фернандо-По, в самое жаркое время дня мы шли на пляж, и великолепные гребцы-ашанти вытаскивали на берег свои долбленые лодки, приветствуя нас криками: «Тумба! Тумба!» — что означает, — он умолк, чтобы осушить стакан, — что означает на их мелодичном языке: «Мир!» Вы ведь знаете, джаз родился у ашанти. У них врожденное чувство ритма. — 82 —
|