— Они займутся вами, когда завтра вечером докончат то, что начали. После этого, как предполагается, многое пойдет по-другому. Ну а я уезжаю в отпуск. — Вы говорите про это «возрождение»? — спросил Рейни. — Про митинг на стадионе? — Да, — сказал Берри, — про это самое. — А что вам известно? — Я что, по-вашему, осведомитель? — Берри подошел к двери, которая вела в вестибюль отеля, и заглянул туда. Потом притворил дверь и несколько секунд простоял возле нее, прислушиваясь. — Ну что же, вы правы, — объявил он Рейни, неторопливо возвращаясь к стойке. — Я осведомитель. Но только из любви к искусству. — Он налил себе в кружку еще вина. — Этот митинг состоится в Большой Лавочке дядюшки Лестера. Он собирается завтра превзойти самого себя, потому что ему предстоит устроить там не более и не менее как небольшие расовые беспорядки. Заправилы позаботятся о восстановлении своего закона и порядка, а нас, мальчиков, прижмут к ногтю, чтобы мы и пикнуть не смели. Это будет вроде второго «Рождения нации»[101], а на роль злодея они подрядили Лестера. Он подошлет своих ребят — в решительный момент они должны будут появиться на стадионе, вопя что-нибудь. В теории предполагается, что они выберутся оттуда живыми и получат условленную плату, а тем временем одна компания белых возьмет верх над другой. — Вы хотите сказать, что он намерен инсценировать расовые беспорядки? — Для беспорядков нужны две стороны, и он поставит одну из них — ту, которая потерпит поражение, само собой разумеется. Кроме того, что-то вдруг стало очень легко организовывать протесты против этого митинга. Обычно Лестер протестов не одобряет, но вот на завтра они как-то очень быстро подобрали пикетчиков. А Лестер в сторонке. Полиция в сторонке. Странновато получается. — Кто стоит за этим? — Не знаю, — сказал Берри. — Хитрые техасские денежки. — У них ничего не выйдет, — сказал Рейни. — Это невозможно. — Я знаю, дорогой. Я знаю, что у них ничего не выйдет. Даже вы знаете, что у них ничего не выйдет. Но они-то этого не знают, а потому, глядишь, и добьются своего. — Какое-то безумие, — сказал Рейни. — Зачем им понадобилось устраивать такое сумасшествие? — Видите ли, друг мой, это все та же старая история: кто хуже. Но по моему мнению, мнению журналиста, они сядут в лужу. Во-первых, этот стадион находится в негритянском районе. А к тому же я слышал, что завтра там соберутся еще черные, которые не работают у Лестера, и вот их умиротворить будет потруднее. И еще: во всей этой операции есть какая-то гнильца. Ничего похожего на добрые старые времена подначивания черномазых. Знаете, мне кажется, кое у кого из этих жирных котов есть в характере легкая склонность к самоубийству. Они помнят Аламо[102], ясно? Они думают, что пока вам не устроят хорошенькую резню, вы и знать не знаете, как это бывает. — 213 —
|