* * *Тимур живет в «К-баре». Тимур — надежный парень. Отвязная душа. Тимур пьет чай с ромом. «Потому что ученые доказали, что с рома похмелья не бывает». Не знаю, бывало ли у него когда-нибудь время на похмелье. Разве что на пути из бара, когда ему надо пройти пару кварталов. Он вечно пьян, а в то же время нет. Уже дошел до того порога, до которого каждый дойдет, если семь лет подряд не просыхать. Кайфа больше нет. Даже после шестнадцати двойных чашек, которые он выпивает с часу дня до часу ночи. Как сказал мне Кейси. Помимо рома Тимур еще посвящает свою жизнь каким-то духовным опытам. Какой-то медитации и нетрадиционным методам лечения, а может, и колдовству. Его иногда так и кличут — Колдун. У него всегда что-то такое жутко замороченное и глубокое. Он опрыскивает тебя с ног до головы из своего философского баллончика и при этом без конца ссылается на какого-то «Вальдорфа», какого-то гуру на Гималайщине. Тимур постоянно входит с ним в контакт, отрубается прямо за столом, на стуле, пялится в окно и держит в руке коктейльную трубочку из своей чашки. Когда его веки начинают трепетать, как крылья бабочки, значит, он вошел в астрал. А когда он оттуда выходит, дрожание прекращается. «Ну, ребята. Я был на маунтейне. Сообщение таково: Пусть свечи горят. Пусть свечи горят» — вот примерно так он говорит. Фактически он — Магги навыворот. Он говорит о «внешней гармонии» и о «мучении», а не «лечении», как тот. «Вот в чем соль, ребята. Если вас что-то мучит, вы это поймете. Потому что тогда — что произойдет? Да, только тогда что-то и начнет происходить». А сам он, судя по всему, уже домучайся до того, что посеял где-то все свои карточки, кроме одной кредитки, которую оставил в залог в баре. «Я замучился, совсем замучился», — говорит он, но не смеется. Он смеется только наедине с самим собой, когда сидит за своим столиком у окна на стуле, который он сам обил тканью по своему вкусу, это лучший стул во всем «К-баре». Он багровеет, если его место занимает какая-нибудь «пони», когда ему случится выскочить в сортир. Что вообще бывает очень редко. У него какой-то буддистский мочевой пузырь, он сам утверждает, что его хватит на то, чтоб полить всю Сахару. Правда, я что-то не слышал, чтоб в пустыне много мочились. И все же… В одиночестве он смеется всеми своими килограммами, каким-то особенным смехом. В нем что-то пищит. По сравнению с его обычным голосом, очень тоненько, жир слегка вздрагивает. Слегка поскрипывает, как старый раздолбанный холодильник, который трясется в хвосте концертного автобуса на скорости сто километров в час по разбитому асфальту по дороге в «Вола»[267]. — 157 —
|