Старший голубок возвратится с работы недовольный, злой – опять зарплату не выдали. Тырк меня. Опять я виноват. И так весь день.

А младшенький голубок, душевный такой, бизнесмен. Недавно обнял меня и говорит: “Живи, папаня, долго, но лишка не давай”. Вот и я думаю, что Бог на этом свете мне срок продлил, чтобы, наверное, я все свои грехи успел искупить. Хи! Хи! А грешил-то я много. Видимо быть мне долгожителем.

Душевность младшенького моего, бизнесмена, я понимаю. Все дело в моей однокомнатной квартире. Но ведь не знает он, хи!, хи!, хи!, что я ее недавно продал. Решил отдохнуть от детей и внуков – и по миру покататься. А закончу свое путешествие в Париже, в доме престарелых. Уж больно часто Эйфелева башня снится мне.

Отношусь к деньгам так же, как к любым голубям, – глажу, целую.

В молодости ведь я голубятником был. Деньги мне всегда голубей напоминают. Летают и движутся они в пространстве как обученные голуби. Из одной голубятни в другую. А все равно прилетают в главную голубятню страны – Центральный банк. Вся страна наша – это сплошные голубятни. Все держат зеленых голубей, то есть доллары.. Конечно, их Америка обучила, чтобы они возвращались обратно. А мы их не выпускаем. А что, если бы мы их разом выпустили? Вот и я держу своих зеленых голубков, не выпускаю. И где только они не находились. Сначала держал их в коммерческом банке, потом в литровой банке, засыпанной пшеничной крупой. Внучок учуял: “Дед, говорит, плати мне дивиденды с хранимой суммы за неразглашение информации. Плачу теперь этому рекитиру. Нет, надо быстрей уезжать.

Потом перенес своих голубков в туалет. Спрятал под унитазом. Уж больно нравилось мне это место. Сидишь в туалете, светло, тепло, опустишь руку под унитаз и гладишь своих голубков и мечтаешь. Даже засыпал порой там, мечтая о Париже.

Теперь старший приставать стал: “Что-то ты отец долго задерживаешься.”. “Понос, - говорю, метеоризм”. Учуял таки, думаю про себя. И, действительно, учуял. Говорит: “Что-то твой метеоризм без звука и запаха. Лечить тебя будем. Сам, говорю, лечи свой гайморит и глухоту. С поносом я долго не протянул, и голубки мои перелетели ко мне. Вот сюда. Вот здесь у меня жили. Как говорится, все свое носил с собой. Сидишь и гладишь своих голубков. Засыпаешь, проснешься, опять гладишь. А в голове Париж… Сон еще крепче стал. Вчера мне опять Эйфелева башня приснилась. Проснулся, хотел было погладить своих голубков, а они ночью, оказывается, улетели… В Америку, наверное.

О вещах

***.