Психотехника экзистенциального выбора

Кое-что я, конечно, могу от нее "отсечь": путем дифференциации, путем выполнения функций другим образом. Но что-то, – а именно "она сама", этот мальчишка, – остается. И умом понимая, что ее, эту субличность, надо ассимилировать, я согласен это делать только "умыв и причесав", то есть "перевоспитав" этого мальчишку.

Первый шаг к воспитанию, – это то, что на нашем несколько стершемся жаргоне называется "принятие". Причем не пустое и формальное, которое совершенно неэффективно и никому не нужно, а то самое, что по Перлзу называется "контакт". Я этой субличности прежде всего должен сказать, что признаю ее существование как части меня.

Но это признание означает нечто очень странное: я при этом должен признать, что та часть, с которой я раньше отождествлял "себя", – тоже всего лишь "часть", а не "весь я"! Такая штука, прямо скажем, дорого стоит, но вместе с тем и очень дорого оплачивается.

Обратите внимание на разницу между холодноватой, рациональной формулировкой: "У этой субличности находится значительная часть моих ресурсов" (и мне бы хотелось получить эти ресурсы, а ее саму выгнать куда подальше, чтобы территория нам, а местные жители – в резервацию), – и совсем другой формулировкой: "Я признаю, что ты, субличность, хоть ты мне и не нравишься, – часть меня". – И тем самым я признаю, что та часть, с которой я себя отождествляю, – тоже всего лишь "часть меня". Это значит что то, о чем я раньше думал, что это "я", – не совсем "я", а "я" – это то, что получится, когда и если мы договоримся (тонкое и хрупкое предощущение правдивости такого предположения является мотивационным ключом к возможности этой работы). Такое принятие дает мне шанс действительно вступить в разговор.

Тогда, кстати, может оказаться, что "противность" этой субличности не является ее естественным и необходимым состоянием, а вызывается какими-то ее реакциями на мое поведение относительно нее. Если, к примеру, она выставляет хамскую морду, это может быть ее ответом на мое непризнание ее за человека.

Теперь, когда я ее принял, нужно вернуться к вопросу, в чем же может состоять ее, этой субличности, воспитание. Нужно здесь помнить, что "принятие" состоит в хотя бы относительном уравнивании в правах "меня" и "ее" (практически это уравнивание в правах, разумеется, очень относительно). Воспитание состоит в том, что я допускаю ее ко всему объему своего опыта, сохраняя за ней, субличностью, право своей оценки, своего проживания этого опыта, не такого, как "я" прожил этот опыт после того, как я ее выгнал, и будучи готовым пересмотреть "свои собственные" оценки.