Психология журналистики

• в-третьих, просьбы личного характера высказывают чаще мужчины — в три раза чаще женщин, возраст же в данном случае роли не играет, поскольку «просители» есть среди всех групп;

• в-четвертых, для подавляющего большинства участников диалогов опреде­ляющим является подход, при котором транслируемая информация «субъек­тивируется»: для них важен не набор фактов, а их субъективное изложение

__________________________________

74 Здесь и далее речь идет о результатах социологического исследования 1995-2005 гг. Газетные тек­сты, а также видео- и аудиоматериалы автору помогали анализировать студенты дневного и заочно­го отделений факультета журналистики УрГУ, а также Алссина Е.А., Бондарева Т.В., Бутакова Г.А., Микушипа Т.Г.

123

конкретной, авторитетной для них личностью; не событие, а его версия; не взаимосвязь событий и фактов, а некие ассоциации; и т. д.

• и наконец, в-пятых, что объективно доказывают количественные подсчеты, организационная работа, энергия и материальные затраты прямо пропор­циональны числу представителей аудитории СМИ, откликнувшихся на приглашение к диалогу.

Есть ли вообще более или менее однозначный ответ на вопрос, что такое диало­говая журналистика? В романе Милана Кундеры «Бессмертие» я вычитал нечто подобное поиску такого определения:

«Когда-то славу журналиста могло символизировать великое имя Эрнес­та Хемингуэя. <...> Быть журналистом означало тогда приблизиться бо­лее чем кто-либо к реальности. <...> Ситуация изменилась. Журналист уразумел, что постановка вопросов — не простой рабочий метод репор­тера, скромно проводящего изыски с блокнотом и карандашом в руке, а способ проявления власти. Журналист не тот, кто задает вопрос, этот, кто наделен священным правом спрашивать кого угодно и о чем угодно. <...> Уточню: власть журналиста основана не на его праве спрашивать, а на праве требовать ответа. Особо заметьте, пожалуйста, что Моисей не включил в десять Божьих заповедей "Не лги!" <...> Ибо тот, кто говорит "не лги", должен прежде сказать "отвечай", а Бог никому не дал права требовать от другого ответа. <...>

Право требовать ответа издавна давалось лишь в исключительных слу­чаях. Например, судье, расследующему преступление. В нашем веке это право присвоили себе фашистские и коммунистические государства. <...> И здесь проявляется всесильная власть одиннадцатой заповеди. Должна же хоть какая-нибудь заповедь властвовать над людьми в нашем столетии, когда Десятисловие Божье почти забыто! Вся нравственная структура нашей эпохи зиждется на одиннадцатой за­поведи, и журналист понял, что благодаря тайному установлению исто­рии он должен стать ее вершителем, чем и достигнет власти, никакому Хемингуэю или Оруэллу доныне не снившейся. <...> Появилась новая власть, та единственная, что способна сбросить с престола старого про­фессионала власти, кем до последнего времени был политик. И сбро­сить его с престола никоим образом не оружием или интригами, а всего лишь силой вопроса».