Он спасает психику от разбалансирования, но человеческие чувства от этого слабеют, делаются менее сердечными, эмоциональными, более головными, рациональными, чем раньше. Такое обеднение чувств — первая резко невыгодная для нас перемена в современной психологии. Это плата за приспособление наших нервов к нынешнему сверхритму жизни, и если этот ритм будет и дальше убыстряться, чувства, очевидно, станут беднеть еще больше. Недавно эстонские социологи опросили студентов Тартуского университета, что для них главное в семейной жизни. На первом месте оказалось уважение друг к другу, потом жилье, понимание, доверие, дети, и только на шестом месте шла любовь. И это у студентов, у которых чувства всегда стояли на вершине пирамиды... Рассудочных людей становится все больше, и человек-рационал, видимо, делается одним из главных человеческих типов. А такой человек хуже приспособлен к семейной жизни: его привязанность к близким людям слабее, все его чувства — любовные, дружеские, родительские, родственные — резко теряют в глубине и долготе. Это несет в личную жизнь новые, небывалые беды, и мы, наверно, только начинаем осознавать весь их размах... По закону чужого возраста.«Мне 26 лет, с детства интересовался отношениями людей и их психологией, старался запоминать все советы ученых и писателей. И началось. Психологические наставления знатоков оправдывались на все сто процентов, особенно когда речь шла о девушках. Но как только я в общих чертах узнавал их характер, привычки, то быстро охладевал, и мы расставались. Не подумайте, что они были чем-то плохие, наоборот, каждая по-своему хороша. Весь фокус в том, что мое отношение к ним стало, как к хорошим фильмам — вспоминать приятно, но смотреть снова не тянет. Докатился до того, что даже в интимные отношения не хотелось вступать. Надеялся найти равноценное общение с женщинами старше себя — напрасные старания: та же история. Искал аналогичные примеры в литературе: нечто похожее было с Талейраном, но его хоть Бонапарт заставил жениться. А меня кто? Получается, что знания человеческой натуры оказывают медвежью услугу. Чувствую себя ненормальным, однако врачи сказали «здоров». Может, я ищу то, чего нет?» (Ленинград, июнь, 1980). Кто перед нами? Жертва психологических знаний? Человек, который знает так много, что мгновенно схватывает скучную изнанку женских прелестей и ухищрений любви? Если это обычное влияние знаний, тогда такой человек — удар набата, тяжелая угроза, которую несет нам новый век. Психологические знания в принципе двояки: и потому, что это знания о плюсах и минусах человека, и потому, что они уменьшают притяжение нашей загадочности, флёр непонятности. Что же будет с людьми, когда научно-психологическая революция сделает такие знания самыми главными, самыми массовыми? Не отнимут ли они у человека саму способность любить? — 113 —
|