|
Одна из ситуаций, с которой я постоянно боролась в практической терапии, это втягивание в боль всех проблем. Нарративная терапия бросает новый свет на эту борьбу. Она научила меня тому, что “проблемы есть проблемы, а люди есть люди.” Экстернализация проблем, вынесение их вовне, позволила мне видеть людей такими как они есть. Я могу видеть их как проблемы, или я могу видеть их как истории. Проблемы держат вас в царстве боли, тогда как истории открывают вам новые возможности. В ходе учебной программы я пыталась взглянуть на истории с точки зрения журналиста, исследуя ее под разными углами. Каждая история — это тайна, и моя задача заключается в том, чтобы помочь определить сюжет и контрсюжет. После этого клиенту позволено выбрать то, что он предпочитает. Чтение этой книги помогло мне выяснить те причины, по которым я выбрала нарративную терапию. Читая литературу патологического характера, я снова чувствую, как меня накрывает волной боли и пессимизма. Чтение этой книги вызывало во мне ощущение оптимизма. Возможности казались бесконечными. Каждая глава здорово помогла мне в работе, закрепляя то, что я изучаю. Огромный клинический опыт Джилл и Джина, многочисленные примеры случаев и стиль письма обусловливают легкую доступность этой книги. Я, возможно, не смогу описать все аспекты нарратива, которые повлияли на мою профессиональную и личную жизнь. Я благодарна Джилл и Джину, чья программа позволила мне погрузиться в познание. Участие в этом предисловии дало мне возможность поразмышлять о своей собственной эволюции. Как и в нарративной терапии, когда кто-то получает шанс поразмышлять о собственной жизни, растут возможности выбора, вызывая волнение, вызванное пониманием того, что предпочтительные результаты вполне достижимы. Дайна Шульмен III Примерно 24 года тому назад я усиленно совершенствовался в том, чтобы понять и принять общепринятые истины о терапии как свои собственные — я хотел стать “хорошим” терапевтом. Я, подобно Джилл и Джину пытался извлечь смысл из многообразия различных школ мысли. Это были поиски “теоретического крова.” На заднем плане — страшно заглушенные более громкими голосами “теории систем”, “психодинамической теории” и мириад других “радикальных подходов”, которые, как я надеялся, обеспечат мне искомое теоретическое ядро — звучали и слабые голоса, которые я едва мог различить. Эти робкие голоса, как я полагаю, в первую очередь и несут изначальную ответственность за то, что я пришел в эту область. Эти голоса говорили мне об уважении к тому, люди есть люди, а проблемы есть проблемы. Они напоминали мне о том, что связь с теми, кто нас окружает, живыми или мертвыми, жизненно важна. Они готовили меня к тому, чтобы я стал сотрудником, а не экспертом в жизни людей, максимально используя их потребность в обучении и способности к анализу. — 5 —
|