|
Во-вторых, мы хотим, чтобы семья была привилегированным автором своих историй. Если бы нам пришлось комментировать друг друга в течение всего интервью, мы бы склонялись к тому, чтобы развивать свою собственную, частную версию истории и оказались бы вовлеченными в нее. Что касается команды, то перед ней бы стоял единственный выбор, касающийся такой истории: предложить ее семье или отказаться от нее. Было бы трудно предложить историю, в которую “вложились” все члены команды, не пытаясь ее “продать”. Если же мы решаем отказаться и не продавать ее, то нам не остается ничего, что бы мы могли предложить. Если, вместо этого, каждая идея, привнесенная в командное обсуждение, остается частной, члены могут размышлять над ней, подвергать ее сомнению, оставляя для семьи выбор: использовать ее для сплетания истории или нет. В-третьих, разговор за зеркалом может легко принять неуважительный или патологизирующий характер. Проведение всех наших бесед перед зеркалом помогает нам практиковать уважительные и не-патологизирующие способы разговора и мышления. Эти практики языка порождают реальность, которую мы предпочитаем. 3. Мы пытаемся не инструктировать или направлять семью. Вместо этого, мы стремимся к тому, чтобы выявить многообразие восприятий и конструкций так, чтобы члены семьи могли выбрать то, что им интересно или полезно. Мы задаем вопросы или предлагаем идеи предположительно, говоря о том, что нам хотелось бы знать (Мне интересно было бы узнать...) , или используя сослагательное наклонение (мог бы, возможно, может быть). Мы стремимся к тому, чтобы наши комментарии оставались безоценочными. Мы интересуемся различиями или новыми происшествиями, вокруг которых члены семьи по желанию могут представить смысл. 4. В основу наших комментариев мы кладем то, что действительно происходит в комнате для терапии. Мы интересуемся и персонально реагируем на вещи, которые действительно произошли в ходе интервью. Мы начинаем новые темы, ссылаясь на то, чему мы были свидетелями (“Я заметил, что Эрнестин сказала...”). Если у кого-то есть идея, но он не знает, какой ключ дала ему семья, чтобы навести на нее, команда побуждается поразмышлять о том, что в терапии могло вывести на эту идею. 5. Мы ориентируем свои идеи в пространстве нашего собственного опыта. Мы описываем то, что в нашем личном и профессиональном опыте поддерживает наши идеи и заставляет нас выделять особые события. Члены команды говорят как индивиды, а не как представители “знания” или “авторитета”. Это позволяет членам семьи понять, из чего мы исходим, и свободно приспособить наши идеи к своему опыту (White, 1991). Наши разъясняющие комментарии помогают сгладить иерархию и способствуют прозрачности процесса. Как пишут Дэвидсон, Лэкс, Луссарди, Миллер и Рато (1988, стр. 77), “не устанавливая рамок клинической нейтральности, команда наблюдателей выдвигает на первый план осознание личной субъективности”. — 165 —
|