Но иногда Станиславский останавливается отдельно на том, что относится к соотношению интересов. О встрече Чичикова с губернатором в «Мертвых душах» В. О. Топорков пишет, что в режиссерском рисунке Станиславского «в сцене есть начало, развитие и завершение: губернатор, с ненавистью встретивший Чичикова, прощается с ним, как с другом» (147, стр.82). То же относится и к уже приведенной выше сцене «У Плюшкина». В «Тартюфе», в сцене объяснения Оргона с Клеантом: «Два родственника после этой схватки расстались смертельными врагами» (147, стр.162). А началось их объяснение с представлений об общности, о совпадении интересов. Станиславский нашел «зерно» картины в спектакле «Битва жизни» в том, что «противники внешне преувеличенно вежливы, внутренне же посылают друг другу проклятья!» (46, стр.103). Здесь он исходит из противонаправленности интересов и сил. В результате — «враждебность», прикрытая повышенной провокационной «дружественностью». На репетициях «Свадьбы Фигаро» он считал необходимым, чтобы у исполнителя роли Фигаро «выросло отрицательное отношение к графу... Фигаро — не добряк, а при надобности довольно жестокая фигура. Мстить за свои личные интересы, подчеркиваю, личные... ему вполне свойственно» (46, стр.379). Эта «ненависть к графу» внесла в сцену, по выражению Ю. А. Завадского, «изменения огромные... очень интересные» (46, стр.381). Репетируя «Бронепоезд 14-69», К. С. Станиславский настойчиво добивался от О. Л. Книппер-Чеховой, А. Л. Вишневского, М. И. Прудкина, А. М. Комиссарова «враждебности» (46, стр.489-490). На репетициях «Страха» он строил сложное и противоречивое отношение профессора Бородина к представителям новой, советской интеллигенции, а для этого добивался от исполнителя роли Л. М. Леонидова, чтобы на фоне враждебности в обращении с Кимбаевым у профессора появлялись черты дружественности. «Посмейтесь, говоря о Кимбаеве, когда он ворвется к вам вечером в квартиру: вам понравилось, как он пришел в восторг от вашей библиотеки. Старайтесь сурово по интонациям говорить с Кимбаевым и не замечайте, что улыбаетесь ему в то же время. Вам импонирует его наивность, его искреннее стремление к науке. Не сердитесь, говоря: «Ну, я им, скуластым, покажу, я их распатроню...» (46, стр.535-536). «Выпроваживая очень решительно из комнаты Кимбаева, дайте ему без всяких слов книгу с полки вашей библиотеки. Конечно, не случайную, а посмотрите на заглавие ее: нужную ему. И вы увидите, как будет это «приспособление» — частное действие — встречено зрителем! Он сразу поймет, что совершается в душе Бородина: слова суровые, несправедливые даже, а действие правильное — дал все-таки книгу «киргизу» (46, стр.536-537). — 184 —
|