|
Кроме того, не все побуждения человека образуют одно мощное влечение. Существуют и противоположные силы. Любящая мать может не только испытывать желание единолично владеть ребенком, она еще и хочет, чтобы ее ребенок со временем стал независимым и счастливым взрослым человеком, и уж ни в коем случае она не желает принести ему страдание и отнять у него отца, которого тот так любит. Агрессивности, направленной против отца, может противостоять (конечно, невысказанное) понимание, что в провале их отношений есть, вероятно, и доля ее собственной вины, а, может быть, живы еще остатки ее былых дружественных и любовных чувств к бывшему супругу. Что касается нарциссических чувств, то большое удовлетворение может принести тот факт, что отец сейчас вынужден бороться за любовь ребенка и проявлять к нему столько внимания, сколько он не проявлял даже тогда, когда они жили вместе. И прежде всего хорошие отношения между отцом и ребенком открывают матери возможность иметь свободное время и не перегружать себя заботами. Тогда она может извлечь из новой жизни что-то хорошее и для себя лично. Страхи также не обязательно однозначно детерминированы. Она может чувствовать, что любовь ребенка к отцу еще далеко не значит, что он не любит больше свою маму, и маловероятно, что он «променяет» свою маму на новую подругу отца только потому, что та разрешает ему дольше оставаться у телевизора. И, может быть, где-то глубоко в душе она знает, что отец вовсе не такой уж однозначно плохой человек, от которого она должна защищать ребенка, – ведь любила же она его когда-то! Итак, мы совершаем поступки соответственно своим желаниям. Но желания наши чаще всего довольно противоречивы и во внутренних конфликтах выигрывает обычно то, что сильнее. Сильнее же та сторона, у которой в настоящий момент сильнее мотивы. Таким образом, любые изменения в этом соотношении сил могут привести к большим изменениям в действиях. (Ничего иного мы и не пытаемся достигнуть через консультацию или терапию.) Вернемся к «государственным интервенциям» и общественным условиям. Внешнее влияние – например, общественное мнение, судебные решения о праве на воспитание, частные определения суда по семейным делам, а также наказания, – требует от индивидуума лишь известного внешнего приспособления, и если он может его избежать, то он это делает. Подобные внешние влияния воздействуют непосредственно на соотношение сил противоречивых мотивов действий. Если знание матери о важности отношений ребенка с отцом (одного его, конечно, еще недостаточно, чтобы определить характер ее действий) будет подчеркнуто правом на совместное воспитание (в качестве закона), тогда ей труднее будет совершать действия, противоречащие ее знанию, потому что, во-первых, это повлечет за собой своего рода судебную ответственность и, во-вторых, она таким образом вынуждена будет нарушить общественную норму. Значит ей, скорее всего, придется смириться. А со временем она поймет, что это не так уж и плохо: длительные и тесные отношения ребенка с отцом могут удовлетворить некоторые ее (эгоистические) желания и привести к известной бытовой и жизненной раскрепощенности. И тогда ее (тоже эгоистическое) желание держать ребенка исключительно при себе отступит на задний план. Ее страхи перед потерей любви ребенка из-за его любви к отцу со временем тоже ослабятся, потому что, во-первых, она увидит, что ребенок продолжает ее любить и, во-вторых, возможно, и отец, у которого теперь нет необходимости бороться за ребенка, будет вести себя менее агрессивно. Выражаясь теоретическим языком психоанализа, предписания закона, например, права на совместное воспитание, прежде всего из-за страха перед судебными санкциями, укрепляют Сверх-Я (представления о ценностях, связь действий с рациональными взглядами) по отношению к Оно (либидинозные и агрессивные устремления). Но не только это. Действия, которые соответствуют требованиям Сверх-Я, часто удовлетворяют целый ряд противоречивых запросов со стороны Оно, так что равновесие мотивирующих сил может значительно измениться. — 143 —
|