Беды развода и пути их преодоления

Если посмотреть на эти области вмешательств, то можно увидеть большое уважение по отношению к желаниям родителей или к их готовности следовать рекомендациям суда. Это уважение говорит не только о демократических убеждениях, но и о радующей нас готовности принять в законы познания психологии и педагогики: родительское чувство ответственности, кооперацию или доверие (например, по отношению к навещаемому родителю) невозможно привести в действие ни параграфами, ни приговорами. Там, где у родителей недостает на это способностей или готовности, требуется иная помощь, а именно помощь компетентных психосоциальных служб. Но и они приходят в движение тоже лишь по желанию родителей. А что если родители этого не желают? Нам остается тогда просто сложить руки? Здесь начинается автономия родителей, но здесь и кончается защита ребенка. Подобная осторожность перед вмешательствами или скепсис по отношению к «посягательствам на чужую жизнь», куда относится и профессиональная помощь, имеет свои теневые стороны. Но в достаточной ли степени обоснована педагогически столь большая сдержанность?

В действительности за всеми этими опасениями скрывается сложнейшая модель человеческой личности. Модель личности, которую можно охарактеризовать так: «Люди действуют по своим убеждениям и делают это так хорошо, как только умеют. И если, например, некоторые родители слишком эгоистичны или не хотят видеть, в чем польза для их детей, и не желают помощи консультации, то здесь уж ничего не поделаешь». Да, все это так. Но в то же время и не так.

Прежде всего: люди, конечно, стараются делать то, чего они хотят. Но больше всего они хотят знать и мочь. Например, сегодня мне уже почти не случается встречаться с удивлением или протестом какой-либо матери, когда я указываю на то, что ребенок и после развода нуждается в своем отце. Чаще я слышу: «Да, конечно, но с моим бывшим мужем это, к сожалению, невозможно!». Мы видим, как здесь расплываются понятия «хотеть» и «мочь». Если, например, женщина так зла на своего мужа, что просто не может вынести, чтобы ее ребенок внутренне был связан с этим человеком, если она боится, что ребенок будет любить отца больше, чем ее, и она в конце концов после мужа потеряет и ребенка и так далее, тогда она начинает бороться против контакта ребенка с отцом. Итак, вопрос: не хочет такая мать контакта ребенка с отцом или она просто не может его вынести? Как психоаналитик я бы сформулировал это так: либидинозные устремления (например, желание «владеть» безраздельно любовью ребенка), плюс агрессивные побуждения (например, гордость, желание власти и восстановления чувства собственного достоинства после пережитых обид), плюс страх (потерять любовь ребенка, который теперь будет любить только отца, или страх перед тем, что отец может нанести ребенку вред) – все это ведет к укреплению потребности владеть ребенком единолично. Если затронутые влечения (либидинозные, агрессивные, нарциссические) или страх слишком сильны, эта потребность приобретает характер принуждения. Теперь можно понять, на что должна быть направлена помощь, чтобы данная мать смогла вести себя по-другому. Если нам удастся сделать ее влечения сознательными, они утратят большую долю своей категоричности. Прежде всего мы займемся разъяснением страхов[143], которые часто не только преувеличены, но и нереальны.