Запрещенный Сталин

10.XII-30 г.

Жена и дети Плескевич

Я могу Вам выслать копию приговора, только, пожалуйста, откликнитесь. Не забудьте».

Откликнулся. Не забыл. Прочел письмо обезумевшей от горя простой крестьянки, возмутился сумасбродством местных подха­лимов и отдал соответствующее распоряжение, о чем свидетель­ствовал вот этот документ:

Телеграмма

Новосибирск ППОГПУ Заковскому

По приказанию тов. Ягода Плескевич Никиту Дмитриевича освободить тчк HP 13566 Буланов.

Секретарь коллегии ОГПУ Буланов

28 декабря 1930 года

ЦА ФСБ. Ф. 2. On. 9. Д. П. Л. 76, 80.

Писатель Всеволод Иванов: «Дайте мне тысячу долларов»

Приведенное ниже письмо направлено не позднее 24 июля 1930 года.

«Уважаемый Иосиф Виссарионович,

сей документ, не в пример тому, который я направил Вам пол­года тому назад, будет касаться только лично меня.

Отягощенный долгами (коих у меня 14 тысяч), семьей и про­чими1 грехами, накопил я страсть сколько материалов для того, чтобы написать какую-то большую и современную вещь. За оную

вещь приняться мне сейчас трудно, так как вынужден я писать рассказики для того, чтобы питать семью, финансового инспек­тора и сглаживать прочие несуразности нашей писательской жиз­ни. Давно уже А. М. Горький зовет меня и звал поехать в Ита­лию для того, чтобы там посидеть в тени соответствующих дере­вьев и камней и написать кое-что посолиднее. Сейчас я обратился к нему с просьбой, чтобы он поддержал мое ходатайство перед Союзным Правительством о разрешении мне выехать на полгода с семьей (три штуки ребят и жена) в Италию и чтобы мне раз­решили и выдали валюты на 1000 долларов. С такой просьбой я и обращаюсь к Вам. Я сам понимаю, что деньги сейчас — валю­та — куда как нужны для Республики, но в Америке и в Японии идет моя пьеса «Бронепоезд» в больших и хороших театрах, я ду­маю, что за границей мне будет легче заставить эти театры за­платить мне авторские и из этих авторских я берусь возвратить ту сумму, которую даст мне Наркомфин. Кроме того, у меня заключен договор с крупнейшим издательством в Европе «Ульштейн» на тот роман, который я думаю закончить в Италии, и, реализовав этот роман, я тоже смогу вернуть деньги. Полагаю, что трудами свои­ми в пользу Республики я заслужил некоего доверия.

Второе, почему я обратился к Вам, — таково: после знамени­той истории с Б. Пильняком у советской общественности созда­лось к попутчикам некое настороженное внимание и наряду с Евг. Замятиным и другими довольно часто упоминалось мое имя, как упадочника и даже мистика. Заявления эти остаются на совести наших критиков и вызваны они были книгой моей «Тайное тай­ных» и некоторыми рассказами, от стиля которых я сам теперь отказался и мотивы коих были вытянуты к жизни из моих, чис­то личных, плохих настроений. Теперь я и сам с удовольствием бы от них отказался, но что написано пером — да и вдобавок «вечным» — того не вырубишь топором. Сейчас я побывал во многих местах России, съездил с писательской бригадой по Сред­ней Азии — в самой отсталой Советской республике Туркмении — и сам я чувствую, и другие говорят, что дух мой стал крепче. Но, — известная тень правого попутчика еще лежит на мне гус­то, и я думаю, что если б я под просьбу о паспорте, где будет указано, что Н-ый писатель намерен уехать с женой, детьми, не исключена возможность, что некоторые органы отнеслись бы к этому с иронией и подумали б: «Куда это он едет. Не лучше бы ему посидеть на месте и прочее», а что касательно денег, то их бы и без иронии не выдали б, так что даже получив паспорт, я бы не смог выехать.