Запрещенный Сталин

зовать силы внутри партии для борьбы за возвращение к партий­ному руководству Зиновьева и Каменева. Николаев еще раз под­твердил, что имел прямую директиву от Котолынова пойти на террористический акт над тов. Кировым, так как организация до­бивалась насильственного устранения Сталина, Кирова и других руководителей партии. В конце своего слова он заявил, что ска­зал суду всю правду и просил пощады.

2. Антонов заявил, что считает свое преступление ужасным и не ждет пощады. Указал, что он выходец из рабочей семьи, попал в контрреволюционное болото только из-за слепой веры в авторитет Зиновьева. Теперь для него ясно, что противопо­ставить что-либо генеральной линии зиновьевщина не может. Сомнениям не должно быть места, так как они приводят к кон­трреволюционной организации и к борьбе против партии и ра­бочего класса. Просил суд найти возможность о сохранении ему жизни.

3. Звездов заявил, что очутился в лагере контрреволюционеров из-за преклонения перед авторитетом «вождей». Указал, что об­стоятельства, которые привели его к участию в контрреволюци­онной организации, а затем на скамью подсудимых, объясняют­ся тем, что в основе всей его сознательной жизни был заложен фундамент, связанный с борьбой против партии близкой ему группы лиц — активных зиновьевцев. Живой пример, живое сло­во, которые давались обанкротившимися «вождями», глубоко проникали в его еще политически не оформленное существо, сделали его слепым орудием, его захватило в плен двурушниче­ство, так как отказ от своих ошибок сплошь и рядом был только формальным. Пример двурушничества давали Зиновьев и Каме­нев. Звездов заявил, что перед лицом суда он хочет последний раз сказать, что на скамье подсудимых сидят неразоружившиеся вра­ги, которые, несмотря на, казалось бы, откровенные показания суду, все же говорят не все и многое скрывают, оставляя себе подленький запас. «Не хватает мужества сказать прямо до кон­ца, что мы участвовали в совершении террористического акта». Кончая свое слово, он указал «на наглейшее поведение Котолы­нова на суде, так как он знал, как мы выполняли его поручение». Просил суд дать ему возможность искупить свою вину перед со­ветским государством.

4. Юскин заявил, что то, что он говорил на следствии, пра­вильно освещает факты его участия в кошмарном преступлении. Свою вину он считает в том, что как член партии не учел всей серьезности фразы Николаева о террористическом акте против тов. Кирова и подстрекнул Николаева ненужной иронической фразой: «Что Кирова, лучше Сталина». Юскин далее заявил: