За Маркса

И поскольку мы не собираемся избегать даже самых животрепещущих вопросов, скажем, что согласно принципам исторического материализма даже коммунистическое общество совершенно немыслимо без идеологии, в какой бы форме она ни выступала — как мораль, как искусство или же как «мировоззрение». Мы, безусловно, можем предвидеть значительные преобразования идеологических форм и отношений между ними, например исчезновение определенных существующих сегодня форм или перенос их функций на соседние формы; опираясь на уже имеющийся у нас опыт, мы также можем предвидеть появление и развитие новых идеологических форм (например, таких идеологий, как «научное мировоззрение» или «коммунистический гуманизм»); но тем не менее для марксистской теории, в нынешнем ее состоянии и понятой во всей ее строгости, абсолютно немыслимо, чтобы коммунизм, как новый способ производства, обладающий определенными производительными силами и производственными отношениями, мог обойтись без всякой социальной организации и без соответствующих ей идеологических форм.

Идеология, таким образом, — совсем не какое — то отклонение или случайная патология (excroissance) Истории; она — структура, имеющая существенное значение для исторической жизни общества. И только существование и признание ее необходимости могут позволить нам воздействовать на идеологию и превращать ее в орудие рефлексивного воздействия на Историю.

Принято говорить, что идеология относится к области «сознания». Не следует заблуждаться насчет этого определения, которое не свободно от влияния идеалистической проблематики, существовавшей до Маркса. В действительности идеология имеет весьма мало общего с «сознанием», даже если предполагать, что этот термин вообще обладает каким — то единым значением. На деле она глубоко бессознательна, причем даже тогда, когда она принимает (как, например, в домарксовой философии) рефлексивные формы. Конечно, идеология — это система представлений; но эти представления чаще всего не имеют ничего общего с «сознанием»; чаще всего это образы, порой — понятия, но на огромное большинство людей они оказывают влияние как структуры, т. е. минуя опосредующее звено их «сознания». Они суть воспринимаемые — признаваемые — переживаемые объекты культуры, которые воздействуют на людей функционально, посредством такого процесса, который для них самих остается скрытым. Люди «переживают» свою идеологию, подобно тому как картезианец «видел» или не видел Луну на расстоянии двухсот шагов — т. е. отнюдь не как некую форму сознания, но как объект их «мира», больше того, как сам их «мир». Но что же тогда хотят сказать, когда утверждают, что идеология относится к сфере «сознания» людей? Прежде всего — что следует отличать идеологию от других социальных инстанций; но кроме того, этим указывают на тот факт, что свои действия, которые классическая традиция обычно связывает со свободой и «сознанием», люди воспринимают и переживают в идеологии, через идеологию и благодаря идеологии; другими словами, этим хотят сказать, что «непосредственно переживаемое» отношение людей к миру, в том числе и их отношение к Истории (которое выражается в политическом действии и бездействии), проходит через идеологию, более того, что оно и есть сама идеология. Именно в этом смысле следует понимать высказывание Маркса, что в идеологии (как области политической борьбы) люди осознают свое место в мире и в истории: как раз в среде этого идеологического бессознательного люди изменяют свои «переживаемые» отношения к миру и приобретают ту новую, специфическую форму бессознательного, которую называют «сознанием».