История западного мышления

Важнейшим философским исходом таких сходящихся течений постмо­дернистской мысли стали критические нападки, буквально со всех сторон посыпавшиеся на главную западную традицию в философии начиная от пла­тонизма. Самая устремленность этой традиции — охватить и запечатлеть некую первоначальную Реальность — была раскритикована как бесплодное упражнение в языковой игре, как затянувшиеся во времени, но обреченные попытки заглянуть по ту сторону собственных мудрых вымыслов. Более кон­кретно такая направленность была осуждена за неизбежную внутреннюю отчужденность и гнетущую иерархичность — как стремление захватить власть над умами, повлекшее за собой обеднение бытия и культуры и приведшее в конце концов к технократическому господству над природой и социально-политическому господству над людьми. Мощнейшее побуждение западного мышления навязать каждой стороне жизни какую-то форму тотолитаризма — теологического, научного, экономического — было заклеймено не только как самообман, но и как разрушительное начало.

Подстегиваемая этими и другими, родственными факторами, постмодер­нистская мысль вызвала энергичное отторжение западного интеллектуально­го «канона», давно уже обозначившегося и утвердившегося в образе европей­ца, занимающего привилегированное положение в обществе. Прописным истинам относительно «человека», «разума», «цивилизации» и «прогресса» было предъявлено обвинение в интеллектуальной и нравственной несостоя­тельности. Слишком много грехов было совершено под прикрытием запад­ных ценностей. Глаза, с которых спала пелена, теперь окидывали взором всю долгую историю Запада, полную безжалостного захватничества и при­теснения, с неуемной алчностью его высших общественных слоев от самых древних до наших дней, с его систематическим процветанием за чужой счет, с его колониализмом и империализмом, с его рабством и геноцидом, с его антисемитизмом, с его попранием прав женщин, «цветных», различных меньшинств, гомосексуалистов, рабочего класса, малоимущих, с его унич­тожением поселений аборигенов во всем мире, с его бесчувственной глухо­той по отношению к чужим культурным традициям и ценностям, с его жест­ким злоупотреблением иными формами жизни, с его слепым опустошением практически всей планеты.

В столь радикально изменившемся культурном контексте даже академи­ческие круги самозабвенно включились в критическую деконструкцию тра­диционных представлений, прибегнув к нескольким способам анализа, частично накладывавшимся один на другой: социологическому и психологи­ческому, лингвистическому и литературоведческому. Тексты, подпадающие под любую категорию, тщательно анализируются с учетом тех риторических стратегий и политических функций, которым они служат. Повсюду в интел­лектуальной среде воцаряется пафос разрушения общепринятых установле­ний, развенчания различных притязаний, подрыва верований, разоблаче­ния видимостей — своеобразная «герменевтика подозрений» в духе Маркса, Ницше и Фрейда. В этом смысле постмодернизм — это «антиномичное дви­жение, задавшееся целью разложить западное мышление на части... взяв на вооружение деконструкцию, децентрацию, устранение, разбрасывание, демистифакацию, прерывание, расхождение, рассеивание и т. д. Подобные понятия... выражают эпистемологическую одержимость разрывами и разло­мами, а также соответствующую идеологическую приверженность различ­ным меньшинствам — политическим, сексуальным и языковым. Правильно думать, правильно чувствовать, правильно поступать, правильно читать, согласно этой episteme уничтожения, означает — отказаться от тирании це­лого; абсолютизация любого из человеческих начинаний чревата тоталита­ризмом»8. Следует навсегда оставить притязания на всеведение — философ­ское, религиозное или научное. Грандиозные теории и универсальные обозрения не способны завоевать себе места под солнцем, не породив при этом эмпирических подтасовок и интеллектуального авторитаризма. Утверж-