История западного мышления

Во французской философии наступил кризис, сопровождавшийся взры­вом скептицизма,— кризис, который необычайно остро ощутил молодой Декарт, за годы своих иезуитских штудий до дна испивший чашу критичес­кого рационализма. Подавленный бесконечной путаницей, порожденной недостатками образования, подстегиваемый противоречиями между различ­ными философскими воззрениями и удрученный тем, что роль религиозного откровения в постижении мира все больше отступает в день,— Декарт пус­тился на поиски действительно неопровержимого основания для определен­ного знания.

Для начала все следует подвергнуть сомнению — таким оказался первый необходимый шаг; поскольку Декарт хотел отмести все предположения, за­сорявшие человеческое сознание, и выделить особо те истины, несомнен­ность которых подтвердит прямой и ясный опыт. Декарт, в отличие от Бэ­кона, был блестящим математиком, поэтому достижение определенности, которую он желал придать философии, виделось ему единственно в стро­жайшей методологии, присущей геометрии и арифметике. Математика на­чинается с утверждения простых и очевидных принципов — основополагаю­щих аксиом, из которых в дальнейшем, согласно строгому рациональному методу, можно выводить уже более сложные истины. Подвергнув же подоб­ному тщательнейшему и точнейшему исследованию все философские вопро­сы и признав истинность только за теми идеями, что предстанут перед его. разумом ясными, отчетливыми и свободными от внутренних противоре­чий,— Декарт установил метод для достижения абсолютной определенности. Рационально выверенная критика должна одержать верх над теми недосто­верными сведениями о мире, что предоставляют человеку его ощущения или же воображение. Встав на такой путь, Декарт заявил о себе как о втором Аристотеле и основал науку, которая впоследствии должна привести челове­ка к новой эпохе практического знания, мудрости и благоденствия.

Таким образом, скептицизм в союзе с математикой породил картезиан­скую революцию в философии. Существенную роль при этом играл еще один фактор, который явился скрытым импульсом идущего процесса. Он же стал результатом систематических сомнений и самоочевидного рассуждения, а впоследствии ляжет краеугольным камнем теории познания: здесь имеется в виду индивидуальное самосознание. Ибо, методически подвергая сомне­нию все и вся, даже столь очевидную реальность физического мира и собственного тела (ведь все это может быть только сновидением), Декарт пришел к выводу: подвергнуть сомнению невозможно только сам факт собственного сомнения. Существует по крайней мере то «я», которое осознает свои со­мнения, то есть думающий субъект. Определенно следующее суждение: «Cogito ergo sum» — «Мыслю, следовательно, существую». Все можно ста­вить под вопрос, но только не факт самосознания мыслителя, не сводимый ни к чему совершенно. И, осознав эту единственную определенную истину, разум может постичь, что же именно отличает саму определенность: опреде­ленное знание есть то, что воспринимается ясно и четко.