Восток и Запад

Надо только пожелать, чтобы западные люди, согласившись, наконец, видеть причину самых опасных недоразумений там, где она действительно есть, т. е. в них самих, освободились бы от этих смешных страхов, самым известным примером которых, несомненно, является «желтая опасность». Существует, также, обыкновение кстати и некстати размахивать пугалом «панисламизма»; несомненно, здесь опасения не лишены основания, так как мусульманские народы, занимая промежуточное положение между Востоком и Западом, обладают одновременно чертами и того и другого, и дух их гораздо более воинственный, чем у чисто восточных людей: но ничего не следует преувеличивать. Истинный панисламизм прежде всего есть утверждение принципа, главным образом, теоретического характера; чтобы он принял форму политического требования, надо, чтобы европейцы совершили множество оплошностей; в любом случае, он ничего не имеет общего с любым «национализмом», который совершенно несовместим с фундаментальными понятиями ислама. В целом, во многих случаях (в особенности, мы имеем в виду Северную Африку), правильно понятой политики «ассоциации» полностью уважающей мусульманское законодательство и предполагающей полный отказ от всякой попытки «ассимиляции», возможно, было бы достаточно, что избежать опасности, если есть опасность; если подумать, например, какие выдвигаются условия для достижения натурализации во Франции, эквивалентной просто самоотречению (можно было бы привести множество тому примеров), то нельзя не удивиться, сколь часто встречаются здесь трудности и препятствия, которых легко можно было бы избежать при лучшем понимании ситуации; но, повторяем, именно это понимание совершенно отсутствует у европейцев. Не надо забывать, что мусульманская цивилизация является чисто традиционной, как и все восточные цивилизации; это вполне достаточная причина для того, чтобы панисламизм, в какую бы форму он ни облекался, никогда не слился бы с таким движением, как большевизм, как этого, кажется, опасаются плохо информированные люди. Мы не хотим здесь давать никакой оценки русскому большевизму, потому что очень трудно точно знать, как быть с этим; возможно, что реальность там очень сильно отличается от того, что об этом обычно говорят, и что она еще более сложна, чем противники и сторонники могут представить себе; но можно сказать с уверенностью, что это движение является по духу четко антитрадиционным, следовательно, целиком современным и западным. Смехотворно стремиться противопоставить западному духу германскую ментальность или даже русскую, нам неизвестно, какой смысл могут иметь слова для тех, кто поддерживает такое мнение, а тем более для тех, кто объявляет большевизм «азиатским»; в действительности, Германия, напротив, это одна из стран, в которой западный дух дошел до крайней степени своего выражения: что касается русских, то даже если у них и есть некоторых черты восточных людей, то они все равно интеллектуально крайне далеки от них. Надо добавить, что под Западом мы понимаем также и иудаизм, который всегда осуществлял влияние только в этом направлении воздействие которого, может быть, не совсем чуждо формированию современной ментальности в целом; а как раз та доминирующая роль, которую играли в большевизме еврейские элементы, является для восточных людей, а, в особенности, для мусульман, веским мотивом, чтобы не доверять ему и держаться в стороне; мы не говорим здесь о нескольких агитаторах, типа «младотурков», которые являются, по своей сути, антимусульманами, а часто также евреями по своему происхождению и не пользуются ни малейшим авторитетом. В Индию тем более большевизм не может проникнуть, потому что он находится в оппозиции со всеми традиционными институтами, особенно, с институтом каст; с этой точки зрения, индусы не сделали бы никакого различия между его разрушительным действием и таким же действием, которое старались осуществить всеми средствами англичане; там, где одно потерпело поражение, другое тем более не удастся. Что касается Китая, все русское там, в основном, вызывает антипатию, к тому же, там традиционный дух не менее прочно установлен, чем на всем остальном Востоке; если некоторые вещи там легче переносятся в качестве временных, то это по причине силы усвоения, которая свойственна китайской расе и которая, даже из временного беспорядка позволяет, в результате, извлечь максимальные преимущества; наконец, не следует ради поддержания легенды невозможного и несуществующего согласия, ссылаться на присутствие в России банд наёмников, являющихся обычными разбойниками, от которых китайцы были бы счастливы избавиться в пользу своих соседей. Когда большевики рассказывают, что они получают сторонников своих идей среди восточных людей, то они самообольщаются и хвастают; истина состоит в том, что некоторые из восточных людей видят в России, большевистской или нет, возможное вспомогательное средство против господства некоторых других западных сил; но большевистские идеи им совершенно безразличны, и даже когда они рассматривают соглашение или временный альянс как приемлемые в определенных обстоятельствах, то только потому, что они хорошо знают, что эти идеи никогда не смогут у них укорениться; если бы это было иначе, то они ни в малейшей степени не стали бы им потакать. Ведь принимают в качестве помощников для определенного действия тех людей, с которыми не имеют никаких общих мыслей, к которым не испытывают ни уважения, ни симпатии; для настоящих восточных людей большевизм, как и все, что идет с Запада, всегда будет только грубой силой; если эта сила может в определенный момент им сослужить службу, то они ее будут, несомненно, приветствовать, но можно быть уверенным, что как только она станет для них бесполезной, они примут все требуемые меры, чтобы она не стала вредоносной. Наконец, восточные люди, которые стремятся избежать западного господства, конечно, не согласились бы, ради достижения этого, попасть в условия, при которых они рисковали бы сразу же подпасть под другое западное господство; они бы ничего не выиграли от такой перемены, а так как их характер исключает всякую лихорадочную спешку, то они предпочитают всегда ждать более благоприятных обстоятельств, сколь отдаленными бы они ни были, чем подвергать себя подобной возможности.