|
[445] На полях помета: 1922.IX.28. [446] Здесь и ниже о. Павел использует: Срезневский И.И. Указ. соч. Т. 1. СПб., 1893. Стлб. 1418. Новейшую этимологию слова «кипеть» см.: Этимологический словарь славянских языков. Вып. 13. М., 1987, с. 264 — 265. [447] Т.н. Вульгата (латинский перевод Библии обоих Заветов, выполненный в конце IV в. Софронием Евсевием Иеронимом, или Иеронимом Блаженным, и принятый к употреблению в католической церкви) передает это слово как «saliens» («скачущий»). [448] Втор. 31, 20; ср.: Исх. 3, 8. [449] Подобное выражение в известных комментатору изданиях Евангелия не обнаружено. — Н.Б. [450] Так в тексте. [451] «Борис Годунов», сцена в келье (рассказ Григория о своем пророческом сне). [452] Ср. В.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. II, 2–е изд. СПб. — М., 1881, с. 110. [453] «Руслан и Людмила», начало песни пятой. [454] Каламбур основан на имени Готфрида Бульонского (Бульона), одного из героев поэмы Т.Тассо «Освобожденный Иерусалим», которую переводил С.Е.Раич (Амфитеатров) (1792 — 1855). [Справедливости ради надо сказать, что у Раича «вскипел Бульон, течет во храм» нет. См. об этом в предисловии к кн.: Тассо Т. Освобожденный Иерусалим. Пер. Ореста Головнина (Романа Брандта). Т. 1. М., 1912.] [455] Идея магичности слова зарождалась в совершенно разных по духу системах русской эстетики и философии языка XX века, получая в них различный смысл. Так, Андрей Белый, автор статьи «Магия слов» (сб. Символизм, 1910 г.), развивает кантианскую концепцию того же предмета. Как и Флоренский, Белый говорит о некоем преобразующем воздействии слова на мир, но понимает под этим создание в процессе познания особой третьей действительности, отличной как от объективного бытия, так и от чистой человеческой субъективности. Этим понятным образом мира, как щитом, человек заграждает себя от абсолютно чуждого ему реального бытия: «Стремясь назвать все, что входит в поле моего зрения, я, в сущности, защищаюсь от враждебного, мне непонятного мира, напирающего на меня со всех сторон; звуком слова я укрощаю эти стихии; процесс наименования пространственных и временных явлений словами есть процесс заклинания; всякое слово есть заговор; заговаривая явление, я, в сущности, покоряю его» (с. 431). В понимании же Флоренского, магия — это не создание стены между человеком и действительностью, но, напротив; проникновение, «ввинчивание» энергии человека в предмет, слияние с ним, освоение его изнутри — через это и происходит подчинение объекта человеку. Слова — основные орудия магии — при этом не образуют онтологически самостоятельной «третьей» действительности, но синтезируют в себе энергии человека и «заклинаемого» им мира. — 299 —
|