Высокая классика

"Учителя об этом и заботятся; когда дети усвоили буквы и могут понимать написанное, как до той поры понимали с голоса, они кладут перед ними на скамьях творения хороших поэтов, чтобы те их читали, и заставляют детей заучивать их, - а там много наставлений, много поучительных рассказов, содержащих похвалы и прославления древних доблестных мужей, - и ребенок, соревнуясь, подражает этим мужам и стремится на них походить" (326 а).

б) Огромное значение художественного воспитания явствует уже из приведенных мест "Протагора". Но для неопытного взора может представиться, что Платон здесь все же ставит . мораль выше художественного воспитания и что последнее вовсе даже и не обязательно, а только желательно и притом только в известном смысле. Против этого говорят другие слова из диалога, которые гораздо яснее подтверждают мысль Платона не о примате морали над искусством, но, скорее, об их существенном совпадении, о пронизанности всей жизни гармонией и ритмом.

"И кифаристы, со своей стороны, заботятся об их рассудительности и о том, чтобы молодежь не бесчинствовала; к тому же, когда те научатся играть на кифаре, они учат их творениям хороших поэтов-песнетворцев, согласуя слова со звуками кифары, и заставляют души мальчиков свыкаться с гармонией и ритмом, чтобы они стали более чуткими, соразмерными, гармоничными, чтобы были пригодны для речей и для деятельности: ведь и вся жизнь человеческая нуждается в ритме и гармонии" (326 ab).

К этому необходимо добавить также и то, что Платон мыслит здесь воспитание в государственном порядке. О принудительном государственном воспитании в смысле изучения законов и подчинения всей жизни законам у Платона есть целое большое рассуждение (326 cd).

в) Наконец, не только отдельные суждения "Протагора", но и вся его основная мысль должны нами интерпретироваться как тоже своего рода теория художественного воспитания. Как известно, и Сократ и Платон сущностью всякой добродетели считали знание, то есть знание того, что надо делать и чего не надо делать. Что здесь имеются некоторого рода элементы интеллектуализма, это ясно. Однако знание и разум, о которых говорит Платон, вовсе не есть только одно абстрактное знание и только один чистый разум, далекий от жизни. Это есть, скорее, принципы самой же человеческой жизни, которые дают ей смысл и даже создают ее структуру. "Протагор" интересен тем, что прямо и откровенно, без всяких оговорок, считает знание и разум измерительной способностью духа, стремящегося управлять своими аффектами.

Принцип структуры добродетели есть не просто знание и разум, но способность разума выбирать благо, необходимое для жизни. Благо есть удовольствие, но не просто само по себе, а за вычетом его дурных последствий; и страдание есть зло не само по себе, но опять-таки в связи с той или другой оценкой его последствий; например, лечение может быть весьма болезненным, но оно не есть зло, поскольку ведет к выздоровлению (351 b - 354 е). Из этого вытекает, что человек совершает зло не ради возможных удовольствий, но из-за незнания того, что такое подлинное благо и удовольствие (355 а - е). А это в свою очередь заставляет признать, что подлинное благо возникает в результате измерительной (metretice) способности человеческого разума выбирать те или другие удовольствия и страдания, имея в виду их жизненную величину и значимость (356 а - 357 b). Делается вывод: "... нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия и все прочее" (357 с).