Вера и разум

Беседа двадцать пятая

Помогла ли европейская философия приблизиться к истине?

Владимир Соловьёв умер на самом пороге XX века в относительно молодом возрасте, будто не хотел вступать в новое столетие. Если действительно у него были предчувствия, что оно окажется для него чуждым, что его философия не будет им востребована, то он был совершенно прав. Не только философия Соловьёва, но и любая настоящая философия стала XX веку уже не нужна. А причина этого заключалась в том, что в XX веке разразился предсказанный тем же Соловьёвым тотальный кризис последовательно и окончательно отпавшей от Божественного начала западной цивилизации, который частично захватил и Россию, тесно связанную с Западом. Отпав от Бога, Запад лихорадочно начал искать какие-то иные начала, на которых можно было бы воздвигнуть здание своей культуры и нормы своего бытия. На поиски этих новых начал был израсходован, как мы теперь можем констатировать, весь XX век.

Запад, как это точно сформулировал Соловьёв, по-прежнему, как и в XIX веке, продолжал искать опору в «природных человеческих силах», а поскольку природа одарила человека тремя основными силами – разумом (логикой), чувством (интуицией) и волей (стремлением к цели), то в западной философии XX века образовалось три главных направления.

1. Неопозитивизм. Это мировоззрение, возникшее в 1922 году в Венском кружке, куда, помимо философов, входили представители точных наук, было не чем иным, как последней и очень яркой вспышкой рационализма: она была обусловлена огромными успехами математики как инструмента естествознания. К этому времени математика стала не только «царицей наук», но и «служанкой наук» и, казалось, полностью оправдывалось утверждение Канта: «В каждой науке столько собственно науки, сколько в ней заключено математики». Неопозитивисты были согласны с Парменидом в том, что существует только то, что можно познать, но познание они понимали иначе: у Парменида это было «умозрение», а у неопозитивистов – строгое логико-математическое рассуждение – цепочка высказываний, начинающаяся на аксиомах и вытекающих друг из друга по чётко определённым правилам вывода. Идеологи неопозитивизма Бертран Рассел (1872–1970) и Людвиг Витгенштейн (1889–1951) свято верили в то, что логико-математический метод является достаточным для познания всей истины, а поэтому ни в метафизике, ни в религии человечество не нуждается. Так в лице неопозитивизма философия упразднила саму себя, и его представители впали в эйфорию, ожидая вот-вот обещавшего наступить момента, когда появится алгоритм, позволяющий «вычислить» окончательную истину, как о том мечтал ещё Лейбниц. По иронии судьбы несбыточность этой жутковатой мечты доказал член самого Венского кружка Курт Гёдель в своей знаменитой теореме 1931 года, согласно которой в логико-математическом языке имеются высказывания, которые в рамках этого языка нельзя ни доказать, ни опровергнуть («неопределённые высказывания»). А в 1936 году польский математик Альфред Тарский доказал более сильную теорему, смысл которой заключается в том, что средствами строгого дискурсивного рассуждения нельзя не только познать всю истину, но даже дать определение понятию истинности. Стимулированные сенсационными результатами Гёделя и Тарского исследования в этой области скоро установили, что в математизированном языке доказуемых утверждений так же относительно мало по сравнению с истинными, как точек на окружности по сравнению с их количеством внутри круга. Из этого вытекал смертный приговор рационализму: наш рассудок обладает ничтожно малой познавательной силой. Так упования на логику как на универсальное средство познания рассеялись навсегда – против строго доказанных теорем не возразишь, – и неопозитивизм к началу Второй мировой войны бесславно сошёл со сцены.