|
Социальная жизнь не раскрывает все внутренние потенции и потребности человека. Стремление человека обратиться к сфере личностно-индивидуального рождается из неустроенности общественного бытия, несоответствия социальных целей индивидуальным. Социальное поведение рассматривается как эмпирическая ориентация индивидуального сознания на социальные нормы, а не как выражение общественной сути человека. Острые формы социального одиночества обозначены такими понятиями социальной изоляции, как неприятие или даже изгнание. Есть и более тонкие формы социальной изоляции, когда, например, социальная исключенность лишает людей членства в группах, которые они считают очень важным и желательным для себя. Здесь необходимо оговориться, что одиночество не может быть приравнено к физическому состоянию изолированности человека. Одиночество – это субъективное внутреннее переживание. Простое сведение одиночества к изоляции примитизирует контекст переживаний. К перечисленным общим факторам, содействующим возникновению социального одиночества, добавляются и другие, широко распространенные в современном обществе, помогающие объяснить рост этого типа одиночества сегодня. Самые значительные из них: увеличивающаяся раздробленность общества вместе с растущей социализацией; высокая степень мобилизации; неопределенность традиционных социальных границ; распад традиционных групп и недолгая жизнь групп, претендующих на определенное место; высокий уровень ожидания, связанный с социальной позицией; третирование точки зрения отдельного индивида. «Цивилизация, которая ради прогресса и роста разрушает малые жизненные группы, сделает людей одинокими и несчастными», – заметил Хоманс[104]. Одно из следствий гигантских социальных изменений состоит в появлении этого типа одиночества в огромных масштабах. В современном западном обществе, как свидетельствует анализ работ Сартра и Бубера, успешно бороться с многоликим одиночеством способен только «совокупный» и «индивидуальный» субъект, ориентированный не столько на сознание продуктов деятельности объективации, которые могут становиться в условиях социального отчуждения враждебными человеку фетишами, сколько производящий межчеловеческие связи, общение, гармонические отношения. В дихотомиии Я-Другой общение ограничено пределами отдельных людей, одиноких, по сути, существ, мучительно отыскивающих встречные тропинки. Каким же образом, с одной стороны, превозмочь герметичность индивидуалистической антропологии, а с другой – избежать требований теорий, признающих необходимость отказа от собственного «Я» ради приобщения к единому сознанию»? «Я» осознает себя и становится самим собой, только познавая свою сущность «для», «через», «с» помощью Другого – такого же «центра» единственности, познавая на границе своего и чужого сознания, в «напряженной встрече». Социальное одиночество непосредственно связано с понятием «интимности». Одиночество – это нехватка основных потребностей интимности. Интимность, с одной стороны, является последней стадией Внутреннего, с другой – она касается краеугольного камня Свободы Другого. В любом случае, интимность – наиболее личный аспект субъективности в духовном, ментальном и физическом измерениях. Подлинная интимность освобождает индивида от субъективного, в этом смысле она объективна, а поэтому когда есть недостаток интимности, то взгляд на объективную реальность неверен. Интимность познавательно – объективна, если/когда она переступает предел субъективности и постигает объективный мир, оживляя и объединяя его ценности и значения. Можно говорить о «трансобъективности» интимности, поскольку она высвобождает интерсубъективное, включая в себя самую сокровенную стадию Субъективности. Подлинная интимность неизменно приводит к желанию избежать, «победить» одиночество. Поэтому одиночество становится следствием либо недостатка разделенной интимности, либо недостатка интимной разделенности. — 87 —
|