Символический обмен и смерть

современная нынешней, радикальнейшей фазе господствующего обме­на, структурной революции ценности.

ЗАБАСТОВКА

Исторически забастовка получала свое оправдание в системе производства, как организованное насилие с целью отнять у осуще­ствляющего встречное насилие капитала если не власть, то хотя бы часть прибавочной стоимости. Ныне такой забастовки больше не су­ществует:

1. Потому что капитал способен завести в тупик любую забас­товку — так как мы больше не живем в системе производства (макси­мализации прибавочной стоимости). Пусть пропадает прибыль, лишь бы сохранялось воспроизводство формы социальных отношений!

2. Потому что забастовки ничего не меняют по сути: капитал сегодня сам занимается перераспределением прибылей, для него это вопрос жизни и смерти. В лучшем случае забастовка отнимает у ка­питала то, что он и так бы в конце концов уступил по своей собствен­ной логике.

Итак, коль скоро производственные отношения, а вместе с ними и классовая борьба оказываются поглощены искусно организованны­ми социально-политическими отношениями, то очевидным образом нарушить этот цикл может лишь нечто такое, что неподвластно орга­низации и определению класса как

- исторической представительной инстанции;

- исторической производственной инстанции.

Только те, кто ускользает от коловращения производства и представительства, могут расстроить его механизмы и из самой глуби­ны своей несознательности произвести переворот всей «классовой борьбы», который может оказаться и концом классовой борьбы как геометрического места «политики». Именно поэтому в забастовках последнего времени получает особый смысл участие иммигрантов1.

1 Однако эти выступления не отделены непроходимым барьером от выс­туплений любой другой группы, лишенной социального представительства. Женщины, молодежь, лицеисты, гомосексуалисты и даже сами «пролы» при усло­вии, что они действуют «стихийно», то есть при допущении, что профсоюзы по сути не представляют их, представляя лишь самих себя, — а в подобном смысле мы все являемся «иммигрантами». И наоборот, сами иммигранты могут перестать быть таковыми. Итак, «иммигрантов как таковых» не существует, и они не обра­зуют нового исторического субъекта, неопролетариата, приходящего на смену старому.

Так как миллионы трудящихся оказываются в силу механизма дискриминации лишены всякой инстанции, представляющей их интере­сы, то именно они, выходя на сцепу классовой борьбы в западных странах, доводят кризис до решительного уровня, уровня представи­тельства. Все общество, включая профсоюзы, рассматривает иммиг­рантов как внеклассовых элементов (да еще и при экономико-расо­вом сообщничестве профсоюзных «масс»: для организованного «класса» пролетариев, привязанного к своему экономико-политичес­кому силовому отношению с классом капиталистической буржуазии, иммигрант «объективно» является классовым врагом), и в силу этой своей социальной исключенности они играют роль анализатора, разла­гающего отношения между трудящимися и профсоюзами и вообще между «классом» и любой представительной инстанцией этого «клас­са». Занимая отклоняющееся положение по отношению к системе политического представительства, они заражают своей девиантностью весь пролетариат в целом, который тоже понемногу приучается обхо­диться без системы представительства и без всякой инстанции, претен­дующей говорить от его имени.