|
Вглядимся в совокупность символов: «а а а а а в в г д д д д д е е е и и й л м м м н н н н о о о о о о о п п р с с с с т т т т т ц ч ы ь ь ь ь я я» Можно ли из нее сформировать какие‑то осмысленные лексические единицы, проще говоря, слова? На первый взгляд, ответ положителен: можно и даже очень много. Но это только в том случае, если мы уже располагаем какой‑то лексикой. Так, например, из приведенного набора можно сложить и «насос», и «дело», и много других. Но только в том случае, если мы уже знаем эти слова и пользуемся ими. Если же допустить, что у нас нет вообще никаких слов, то ничего из этой совокупности мы извлечь не сможем. Чтобы легче было понять сказанное, попробуем составить из этой же совокупности хотя бы несколько значащих слов, но уже не на русском, а, скажем, на языке маори (или на любом другом, который абсолютно неизвестен нам). Ясно, что в этом случае ничего у нас не получится. Так что если строго соблюсти исходное условие, существо которого сводится к тому, что никакого языка в нашем распоряжении еще нет, эта совокупность вряд ли будет воспринята нами как хаотично разбросанные фрагменты алфавита. Совокупность же лексических единиц: «восемь год двадцать май наполеон один один пять смерть сто тысяча» , напротив, позволяет выделить элементы некоторого алфавита. Хотя, конечно, и не дает никакой уверенности в том, что алфавит будет представлен полностью. Та же совокупность лексических единиц не дает никакой возможности построить осмысленную фразу. Правда, иллюзия сохраняется и здесь но вновь вспомним, что фраза должна строиться по правилам языка, законы которого нам абсолютно неизвестны. (впрочем, это даже не абстрактное предположение, но фактическое условие задачи, ибо «по определению» никаких высших уровней еще нет.) Но и относительно связная фраза: «Наполеон смерть пять май одна тысяча восемь сто двадцать один год» все еще не обладает никаким смыслом. Видимость того, что здесь утверждается о дате смерти Наполеона – только видимость. Дело в том, что связь между числительными предполагает известные сведения о летосчислении, но никаких представлений о нем у нас нет, уже по условию. Связь значений слов «смерть» и «человек» так же задается только на высшем из приведенных здесь уровней, по существу она утверждает о наличии каких‑то философских обобщений, касающихся суетности бытия и смертности всего сущего. Но подобными знаниями мы так же – «по определению» – еще не располагаем, ибо высший уровень все еще недоступен нам. Таким образом, только знаковый для всей истории девятнадцатого столетия факт: «Наполеон умер пятого мая 1821 года» наполняет смыслом каждую структурную единицу этой записи, а значит, формирует и уровень фразы, и уровень лексикона, и уровень алфавита. Но это исключительно потому, что за конкретным этим утверждением стоит и весь язык, и вся система наших знаний, позволяющая нам устанавливать строго определенные отношения между всеми элементами действительности, отображенными в составе данного предложения, и, разумеется, не в последнюю очередь тот культ, который был создан вокруг имени Наполеона. Стоит свести все только к самому предложению, как немедленно исчезнет и весь смысл, и определенность всех структурных составляющих этой записи. — 61 —
|