|
До того, как эти представления вдруг рухнули под напором новых открытий и нового мышления, перспективы развития науки вселяли только радужные надежды; с помощью законов механики можно было вычислить точную траекторию движения любого материального тела – от обычного яблока до звездных систем. «Сегодня можно смело сказать, что грандиозное здание физики – науки о наиболее общих свойствах и строении неживой материи, о главных формах ее движения – в основном построено. Остались мелкие отделочные штрихи», – так говорил, выступая перед коллегами, Вильям Томсон, лорд Кельвин, президент Лондонского королевского общества в канун нового, 1900 года. И эти слова не вызвали тогда никаких возражений, напротив, были выслушаны теми, чей вклад в завершение общетеоретических конструкций было трудно переоценить, со всей благосклонностью. Но ведь и атом – это точно такая же материальная частица, к которой должны быть применимы все законы механики; принципиальные отличия атома от планеты, как это представлялось тогда, состояли только в линейных размерах этих объектов. А следовательно, и движение любого атома могло быть со всей степенью строгости описано универсальными законами механики. А следовательно, ничто и в самом деле не мешало «механике» беспрепятственно перетекать в «химию», той – в «биологию» и так далее. Изучение свойств радиоактивности, обнаруженной Антуаном Анри Беккерелем в 1896 году, установление того факта, что даже атом – символ неделимости и постоянства – отнюдь не монолитен (Дж.Дж. Томпсон 1903, Хантаро Нагаока 1903 – 1904, Эрнест Резерфорд, 1911, Нильс Бор 1913), и уж тем более неподвластен чистым законам классической механики (Макс Планк, 1900), появление теории относительности (Альберт Эйнштейн, 1905, 1916), – все это было еще впереди, пока же все ограничения человеческого разума сводились только к одному – к неспособности выполнять громоздкие и сложные технические вычисления, связанные с одновременным расчетом траекторий движения множества взаимодействующих друг с другом материальных частиц. Конечно, приписывать такую картину мира одному только Ньютону было бы совершенно неправильным; глубоко верующий, более того, посвящавший много времени теологическим исследованиям человек, он, разумеется, не мог не понимать, что механическое сложение атомов в принципе не способно породить бессмертную душу человека. Однако то, что механистическая картина всеобщего мироустройства сложилась под влиянием в первую очередь именно его взглядов, – все же несомненно. Авторитет его для многих был абсолютен: известны стихи, обыгрывавшие едва ли не самый знаменитый стих книги Бытия: «Был этот мир глубокой тьмой окутан. «Да будет свет!» – и вот явился Ньютон». (Это один из многих переводов, может быть, самый известный в русскоязычной литературе, но, наверное, не самый удачный, ибо не передает той торжественности старинной оды, в ритме которой звучит англоязычный оригинал Александра Попа: — 30 —
|