|
А, собственно, что мешает допущению многовариантности жизни? В рамках креационистских представлений оно вполне естественно; больше того, всякое сомнение в возможности каких‑то иных решений было бы кощунственным посягновением на прерогативы Создателя, ибо означало бы собой умаление всемогущества Творца. Но и в аксиоматике чисто эволюционного развития ему нет решительно никаких теоретических запретов. Правда, здесь можно было бы возразить тем, что если бы такая возможность и в самом деле существовала, не исключено, что и на Земле были бы две (а то и больше) разные формы жизни. И если вероятность одновременного возникновения целого спектра альтернативных форм куда выше, чем вероятность развития всего одной, то почему же мы видим единственность, но не наблюдаем множество? Да потому, что жизнь – это весьма агрессивное начало, и, скорее всего, раз возникнув, она будет просто отторгать любую другую форму; ее взаимодействие с любой другой может быть только аннигиляционным, то есть только таким, в результате которого взаимно уничтожаются обе. Ведь живая плоть активно отторгает биологическую ткань, структура которой совсем не многим отличается от ее собственной: вспомним об основной проблеме, с которой сталкиваются при пересадке органов. Но что же тогда должно быть с абсолютно чужеродным (и столь же агрессивным) началом, которое к тому же само стремится к монополии? Поэтому утверждению на нашей планете только той единственной формы организации живой материи, которая известна нам сегодня, возможно (хотя, разумеется, и не обязательно), предшествовала жестокая конкурентная борьба. Жизнь, построенная на иной организационной основе, может существовать только за непреодолимым изоляционным барьером, иными словами, только на какой‑то иной планете. Впрочем, предположение возможности одновременного существования разных форм жизни на нашей планете – это не просто логическая абстракция, оно может быть подкреплено и фактами. В самом деле, признаки жизни обнаруживаются в самых «неподходящих» для нее условиях. Микробиолог Отто Стеттлер, совершив погружение на батискафе в жерло подводного вулкана, обнаружил, что, несмотря на, казалось бы, несовместимые с жизнью условия, там царят поистине фантастические ее формы: невероятные растения, гигантские черви‑трубы, исполинские слепые крабы… Как они могут существовать на километровых глубинах, при полном отсутствии солнечного света, при колоссальном давлении и температуре более трехсот градусов по Цельсию, – неизвестно. Ведь, уже одна только температура исключает многое: как известно, белок начинает денатурировать уже при 42‑х градусах? — 27 —
|