Сократ

Эту речь Законов, признается Сократ, он слышит так же явственно и отчетливо, как корибантам — жрецам Ве­ликой Матери богов — во время их экстатических оргий слышатся звуки небесных флейт.

Аргументы, вкладываемые Сократом в уста Законов, это, по существу, лишь наглядная и драматическая фор­ма выражения тех же самых положений, которыми он последовательно руководствовался на протяжении всей своей жизни до суда и на самом процессе. Поэтому бег­ство из тюрьмы для него было бы такой же изменой себе и своему делу, как и примиренческая по отношению к обвинителям и судьям позиция на суде. Согласие на смерть — необходимое и неизбежное условие борьбы за справедливость, если, конечно, эта борьба серьезна и принципиальна. Именно такой была жизненная и фило­софская борьба Сократа. И когда настал час оплаты пос­ледних жизненных счетов, он был давно и твердо готов к смерти.

Существенным мотивом против побега из тюрьмы был полисный патриотизм Сократа, его глубокая и искренняя привязанность к родному городу. У 70-летнего философа было достаточно времени уяснить свои взаимоотношения с Афинами. Вся долгая предшествующая жизнь его, если не считать участия в трех военных походах и одну отлуч­ку из города во время праздника Посейдона на Истме, прошла в Афинах. Не все в афинской политике нрави­лось Сократу. Мы уже были свидетелями ряда его драма­тических столкновений с афинскими правителями и демо­сом. Но все его критические выпады против афинских порядков и ссылки на Спарту и Крит как примеры бла­гоустроенных государств неизменно оставались в грани­цах и горизонте его полисного патриотизма. Преданность родному полису и его законам была для Сократа высшей этической нормой взаимоотношений гражданина и полиса в целом.

Обвинители Сократа вовсю, конечно, использовали стойкую молву о его проспартанских настроениях, выда­вая их за проявление враждебности к афинскому полису, его устоям и нравам. Это было злостной и нечистоплотной игрой на патриотических чувствах афинского демоса. Если какие-то черты спартанского пли критского государ­ственного строя и нравились Сократу, из этого вовсе не следовало, будто он предпочитает эти полисы своему род­ному, Его реформаторская критичность была нацелена на разумное и справедливое, как он понимал, ведение госу­дарственных дел, а не на причинение ущерба Афинам. Жизнь и особенно смерть Сократа не оставляют сомнений па этот счет.

Последний день Сократа прошел, судя по платонов­скому «Федону», в просветленных беседах о бессмертии души. Причем Сократ так оживленно обсуждал эту про­блему с Федоном, Симмием, Кебетом, Критоном и Апол-лодором, что тюремный прислужник несколько раз просил собеседников успокоиться: оживленный разговор, дескать, горячит, а всего, что горячит, Сократу следует избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему при­дется пить отраву дважды и даже трижды. Подобные на­поминания лишь актуализировали тему беседы.