|
Сейчас мы уже лишены определенной исторической наивности. Пройдя в историческом процессе и утопии, и антиутопии, и революции, и контрреволюции, мы знаем, что глубоко порядочные и при этом социально активные мудрецы типа Сократа – продукт все-таки именно штучный и потому уже не верим в создание идеального государства, управляемого слоем высокоморальных правителей-философов. Но это, как уже было сказано, мы знаем сейчас, поглядывая на историю несколько свысока, из точки отсчета, отстоящей от эпохи Сократа почти на два с половиной столетия. И, собственно говоря, в этом-то, с нашей точки зрения, и заключается весь трагизм уже нашей жизни – трагизм неверия в возможность создания такой идеальной политической системы, где правители будут править уже не исходя из своих личных амбиций, а исходя из интересов общества в целом. А вот Сократ, в своей исторической наивности, возможно, был счастливее нас: он в возможность создания идеальной политической системы все-таки верил… Друг и поклонник Сократа Алкивиад, выражая мнение обычных граждан, однажды заметил: «Я думаю, мой Сократ, что афиняне, да и все остальные эллины редко задаются вопросом, что справедливо, а что несправедливо, они считают, что это само собой ясно. Поэтому, отложив попечение о справедливости, они заботятся лишь о пользе дела. Ведь справедливое и полезное, как я полагаю – это не одно и то же: скольким людям, чинившим величайшую несправедливость, это принесло выгоду, в то время, как другим, хоть и вершившим справедливые дела, по-моему, не повезло» [3]. Данную констатацию вполне можно примерять на любое общество, в том числе на современное: во все времена большинство людей просто живет, мало рефлексируя по поводу справедливости и несправедливости, житейски понимая под справедливостью все то, что приносит пользу только им самим, не вдаваясь в осмысление того, что же такое «справедливое» и «несправедливое» в принципе, как категории. И тем не менее, все это простое большинство трудно в чем-то обвинить: общество может существовать и развиваться, только двигаясь, только действуя, в том числе и не всегда понимая, куда и зачем оно двигается, зачем оно действует. В этом смысле, можно увидеть: историко-философский прогресс выражается, в том числе, и в том, что со временем общество глубоко осознало специфичность своего устройства, выражающегося в том, что в нем нет необходимости иметь либо сразу всех умных и философски рассуждающих, либо только всех примитивно-активных: общество внутри специализировано, и в нем на самом деле одинаково полезны как отвлеченные теоретики-моралисты, так и сугубые приземленные прагматики. Собственно, в этом-то и выражается та самая внутриобщественная специализация, противоречивое единство которой как раз и обеспечивает исторический Прогресс человечества, как суммы конфликтующих между собой индивидов, сама возможность выживания которых в целом обеспечивается как раз тем, что их много и они все-таки находят такие способы самоорганизации, при котором не уничтожают друг друга полностью. — 356 —
|