Более того, боясь сикофантов и преследований, Никий с одинаковой готовностью давал в долг всем, как тем, кто мог причинить ему вред, так и тем, кто заслуживал хорошего отношения к себе. Комический поэт Телеклид, высмеивая трусость Никия и сикофантов, писал про какого-то доносчика: «Мину дал Харикл намедни, чтобы я не говорил, Что у матери родился первым он… из кошелька, И четыре дал мне Никий, Никератов сын. А за что я получил их, это знаем я да он. Я ж молчу; он мне приятель, да как видно не дурак…». А о том, что опасения Никия были не напрасны, и сикофанты могли довести до сумасшествия буквального любого (создавая в политическом бомонде ощущение крайнего психологического напряжения), свидетельствует комедиограф Эвполид, в комедии «Марика» которого далекий от общественных дел бедняк говорит буквально следующее: «Скажи, а ты давно ли видел Никия? Совсем не видел, разве что на площади. Ага! Признался он, что видел Никия! А для чего? Конечно, для предательства! Слышите, приятели? Уже с поличным изловили Никия! Вам ли, полоумные, ловить с поличным мужа, столь достойного!» Таким образом, институт сикофантов по сути являлся неким социальным механизмом, который на практике приводил к двум последствиям: - к постоянному перераспределению богатств в Афинах, перекочевыванию денег от богатых людей к тем, кто имел пролетарское происхождение и не гнушался обвинять состоятельного человека, например, в том, что он, зарабатывая большие деньги, слишком мало тратит средств на общественные повинности-литургии; - парализации чрезмерной общественно-политической активности тех «лучших» граждан, что стремились к повышению своей общественной значимости и созданию системы личной власти; - эскалации паразитизма социальных низов, грабящих богатых; - росту политической самоуверенности демоса. Однако, так как этот формально правовой механизм по своей внутренней сути являлся все-таки неправовым, и многие граждане (особенно, полисная элита) прекрасно это ощущали, нет ничего удивительного в том, что сикофанты вызывали у всех состоятельных и политически особо активных граждан искреннюю ярость. И сама эта ярость и почти бессильная злоба граждан состоятельных вызывала чувство удовлетворения у граждан низших цензовых категорий, которые таким образом (тем более непосредственно заседая в суде) осознавали свою реальную власть в городе. Таким образом, система сикофантов процветала, все время балансируя на грани более или менее обоснованных обвинений и временами скатываясь в режим откровенной экспроприации собственности и подавления любых ярких личностей из числа политиков. — 205 —
|