Платон же приводит еще один показательный случай: Сократ однажды сидел в бане, когда туда вошла группа молодежи, и, увидев философа, молодые люди тут же направились к Сократу и вступили с ним в диалог [12]. А когда Сократа спрашивали, как же ему удается оказывать такое влияние на молодежь, что к нему ходят юноши даже из других полисов, он шутил, что его ученики ни днем ни ночью не дадут ему уйти от них, так как философ использует множество волшебных напитков и специальных заговоров [13]. Подводя же под этим черту, следует сказать и о том, что, рассуждая во время суда над собой, о том, что будет, если его приговорят к изгнанию, Сократ уверенно говорит о том, что его ждет: в какой бы город он ни пришел, молодые люди будут его слушать так же, как и в Афинах [14]. Впрочем, не нужно думать, что такая ситуация складывалась только вокруг Сократа. Тот же Платон, говоря о софисте Протагоре, также подчеркивает, что куда бы он ни приехал, с ним была большая толпа его почитателей из разных городов, то есть вокруг него также были такие люди, что шли за его голосом и речами, завороженные словно Орфеем [15]. Примерно аналогичной была ситуация и у софиста Горгия. Однако, отмечая это, следует понимать: в отличие от платных учителей мудрости софистов, которые путешествовали по всей Элладе и заезжали в Афины не более чем на несколько месяцев, Сократ находился в них постоянно. Поэтому, отдавая должное софистам, нужно все-таки признать, что возможности влиять на афинскую молодежь у Сократа были неизмеримо выше, чем у всех софистов вместе взятых. Являясь признанным учителем, тем не менее, сам Сократ отрицал то, что он кого-то учил. Так, во время суда над собой Сократ заявил: «Но отчего же некоторые любят подолгу бывать со мною? Слышали вы это, о мужи афиняне; сам я вам сказал всю правду: потому что они любят слушать, как я пытаю тех, которые считают себя мудрыми, не будучи таковыми. Это ведь не лишено удовольствия. А делать это, я говорю, поручено мне богом и через прорицания и в сновидениях, вообще всякими способами, какими когда-либо еще обнаруживалось божественное определение и поручалось человеку делать что-нибудь. А я всю жизнь оставался таким, как в общественных делах, насколько я в них участвовал, так и в частных, никогда и ни с кем не соглашаясь, вопреки справедливости, ни с теми, кого клеветники мои называют моими учениками, ни еще с кем-нибудь. Да я и не был ничьим учителем, а если кто, молодой или старый, желал меня слушать и видеть, как я делаю свое дело, то я никому никогда не препятствовал. И не то, чтобы я, получая деньги, вел беседы, а не получая, не вел, но одинаково как богатому, так и бедному позволяю я меня спрашивать, а если кто хочет, то и отвечать мне и слушать то, что я говорю. И за то, хороши ли эти люди или дурны, я по справедливости не могу отвечать, потому что никого из них никогда никакой науке я не учил и не обещал научить. Если же кто-нибудь утверждает, что он частным образом научился от меня чему-нибудь, чего бы не слыхали и все прочие, тот, будьте уверены, говорит неправду» [16]. — 109 —
|