|
Да. Между тем практически все религии проводят четкую грань между тем, что навязано или разрешено законом (что чисто), и тем, что закон запрещает или карает (что нечисто). Священно то, что может быть осквернено, – возможно, этим и исчерпывается сущность священного. И наоборот, чистота есть состояние, позволяющее приблизиться к вещам священным, не марая их и не теряя собственной сущности. Отсюда все бесчисленные запреты и табу, бесчисленные очистительные ритуалы. Эта исходная точка лежит на поверхности. Только очень сильная близорукость способна свести все это к гигиене, осторожности и профилактике. Мы согласны с тем, что, например, в иудаизме определенные пищевые запреты изначально выполняли именно такую функцию. Но если бы дело было только в этом, наш долг перед еврейским народом – долг огромный и неоплатный – не был бы тем, чем он является, а вместо морали мы могли бы с большой пользой практиковать диету, как это предлагал Ницше. Но кто в это поверит? Разве это все, что мы унаследовали от монотеизма? И разве только поддержанием своего личного здоровья, своей личной чистоты и личной целостности ограничиваются все наши заботы?! Ничего себе идеал! Разумеется, настоящие мыслители всегда утверждали обратное. Главное – не обряды, а то, что стоит за обрядами. Можно есть или не есть кошерную пищу. Здоровье – это еще не святость. Чисто отмытый – еще не значит чистый. Не следует ограничивать ритуал гигиеной, скорее следует найти то, что выходит за рамки гигиены и ритуала, оправдывая существование того и другого. На самом деле именно это и происходит во всякой живой религии. Люди быстро привыкают придавать внешним предписаниям символический или нравственный смысл, который постепенно вытесняет все прочие смыслы. Ритуал играет скорее воспитательную, чем гигиеническую функцию, и воспитывает скорее дух, чем тело: культурная чистота есть первый шаг к другой, внутренней чистоте, рядом с которой даже мораль может показаться лишней или корыстной. Мораль нужна только тем, кто в чем-то провинился; чистота есть то, что заменяет чистому мораль и делает ее излишней. Мне возразят, что в таком случае мораль нужнее – не спорю. Мало того, подобная чистота – не более чем миф, и мне удастся доказать обратное. Но все-таки не будем торопиться и безоглядно верить Паскалю и всем, кто вслед за ним желает низвергнуть нас на дно, в греховность. Чистота – не бесплотность. Бывает телесная чистота, чистота невинности, проявляющаяся даже в наслаждении: это чистое удовольствие, рядом с которым уже мораль кажется непристойной. Не представляю, как выкручиваются исповедники. Наверное, им приходится запрещать себе задавать вопросы, судить и осуждать. Они ведь понимают, что почти всегда непристойность будет с их стороны, а любовникам нет до морали никакого дела. — 113 —
|