почти никогда не стремятся они сделать свой разум здравым и управлять движениями своего сердца. 36 НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ Это не значит, однако, что люди совершенно не подозревают, что у них есть душа и что эта душа составляет главную часть их существа.' Тысячи раз и разум, и опыт убеждали их в том, что известность, богатство, сохранение здоровья на несколько лет не составляют весьма большого преимущества и что вообще все телесные блага и те блага, которые даются лишь через тело и ради тела, суть блага мнимые и преходящие. Люди знают, что лучше быть справедливым, чем богатым, рассудительным, чем ученым; лучше обладать острым и проницательным умом, чем телом подвижным и ловким. Эти истины не могут изгладиться из их духа, и люди неизбежно откроют их, если только захотят подумать о них. Гомер, например, восхваляющий своего героя за быстроту бега, мог бы заметить, если бы захотел, что эта похвала более приличествует лошадям и охотничьим собакам. Александр, столь прославляемый в истории за свои знаменитые разбои, иногда в глубине своей души испытывал те же укоры совести, что убийцы и грабители, и лесть окружавших его не заглушала их. И Цезарь при переходе через Рубикон не мог не осознать, что эти угрызения совести страшили его, когда он, наконец, решился принести в жертву честолюбию свободу своего отечества. Хотя душа и весьма тесно связана с телом, но это не мешает ей иметь общение с Богом, и в то время, когда через свое тело она воспринимает сильные и смутные чувства, которые внушаются ей ее страстями, от вечной истины, управляющей ее разумом, она получает сознание своего долга и своей греховности.2 Когда тело ее обманывает ее. Бог открывает ей глаза; когда тело ее потворствует ей, Бог поражает ее; когда оно ее восхваляет и одобряет, Господь сообщает ей внутренние мучительные угрызения совести и осуждает ее, открывая закон, чище и священнее закона плоти, которому следовала она. Александр не нуждался в том, чтобы скифы пришли к нему и говорили о долге на чуждом ему языке; от Того самого, кто учит скифов и самые варварские народы, знал он законы справедливости, которые должен был соблюдать. Свет истины, освещающий весь мир, просвещал и его; и голос природы, говорящий не на греческом, скифском или варварском языке, говорил и ему вместе со всеми людьми на языке очень ясном и вразумительном.3 Тщетно скифы укоряли его в его поступках, они говорили лишь его ушам. Господь же не говорил его сердцу, или, вернее. Господь говорил его сердцу, 7. Non exigua hominis portio, sed totius humanae universitatis substantia est. Amb, 6, hex. — 77 —
|