б) Таким образом, единственное, в чем Евсевий может упрекнуть Порфирия, - это только в пантеизме. Но такое обвинение не только не страшно для Порфирия, но является, пожалуй, даже выражением подлинной внутренней направленности той мифологии, которую он использует. Мало того. Как разъясняет сам же Евсевий, у Порфирия была мифология не только в виде философского толкования ее отдельных образов. Согласно этим материалам Евсевия, Порфирий уже толковал античную мифологию в ее целом и уже во всяком случае давал смысловой анализ Зевса как универсального начала всякого бытия, как его ноуменального прообраза, его ума и его демиургии, действующей путем смысловой эманации. Здесь и в других местах у Евсевия просматривается стоическое учение о "семенных логосах", которое едва ли было свойственно самому Порфирию, поскольку неоплатонизм далеко вышел за рамки и стоицизма и стоического платонизма, но которое все же указывает на интенсивные усилия Порфирия использовать древнюю мифологию не в поэтических или, вообще говоря, аллегорических целях, но использовать философски и научно-логически. Переходя к дальнейшим философско-мифологическим изысканиям Порфирия, Евсевий прежде всего называет "неблагочестивым" отождествление частей бога с частями мира в предыдущей космической картине Зевса. Евсевий пишет: "Пойман философ с поличным на своих вымыслах и еще более будет уличен на основании того, что он говорит дальше". Однако мы не будем входить в перечисление всех многочисленных наблюдений отдельных мифологических образов у Порфирия, поскольку всем им свойственна одна и та же философско-эстетическая позиция. Мы ограничимся только кратким перечислением этих мифологических образов у Евсевия - Порфирия. Вопрос об исторической подлинности всех этих толкований, конечно, совсем не относится к нашей теме и подлежит ведению специальной науки об античной мифологии. Но уже можно сразу сказать, что толкования эти часто весьма произвольны, часто мало соответствуют исконным народным взглядам и подкрепляются разного рода произвольными соображениями и особенно фантастическими этимологиями. 4. Дальнейшие мифологические интерпретации После Зевса интерпретаторам естественно было переходить к Гере. Она толкуется в связи со стихией воздуха (по Биде, фрг. 4. Этот фрагмент и все дальнейшие берутся у Биде тоже из Евсевия). Удивительным образом Латона трактуется как потемнение и забвение божественности в душах, находящихся в подлунной темноте (5). Гестия - "начало земляной силы", дева, "восседающая над очагом горящего огня" (6). "Реей назвали силу каменистой и скалистой земли, Деметрой - силу земли равнинной и плодородной" (тот же фрг.). Плутон - уходящее под землю солнце, причем в подземном мире космос - нижний, южный, беззвездный, Дионис - "сила каштанового дерева и вообще всяческих древесных растений", Аттис - весенние цветы, Адонис - осенние плоды. Силен - "символ движения ветров" (7). Океан - "Благотворящая сила". Гефест - "сила огня", Аполлон - солнце. Девять муз - "подлунная сфера". Асклепий - "целебная сила", Артемида - "рассекающая воздух" и "покровительница родов", Афина - "символ разумения". Геката - новолуние, Илифия - символ порождающей силы. Куреты - "символы сроков, пасущие время, ибо время движется, проходя определенные сроки". Пан - символ Вселенной (8){37}. Наконец, перечисляются и все главнейшие египетские боги, иной раз с указанием на соответствующих греческих богов (10). — 82 —
|