|
* Richard J.-Р. L'Univers imaginaire de Mallarm?, p. 14.
[10]
ленного призраками смысла и культуры. Это наваждение, мешающее городу снова стать природой, возможно, вообще является видом присутствия или отсутствия самой вещи в чистом языке. В чистом языке, который хотела бы приютить чистая литература, предмет чистой литературной критики. Итак, нет ничего парадоксального в том, что структуралистское сознание — это сознание катастрофическое, разом и разрушенное, и разрушительное, деструктивное — деструктуриру-ющее, как и всякое сознание или, по меньшей мере, момент упадка, свойственный всякому движению сознания период. Структура воспринимается в непосредственной близости угрозы, в тот момент, когда неотвратимость гибели притягивает наши взоры к краеугольному камню того или иного установления, вбирающему в себя и его возможность, и его шаткость. Следовательно, можно методично ставить под угрозу структуру, дабы лучше ее воспринимать не только в остове, но и в том сокровенном месте, где структура — не воздвижение, не руины, а сама неустойчивость. Такую операцию можно обозначить (на латыни) глаголом беспокоить или подвигать (sollicitare). Иначе говоря, вызывать такое потрясение, которое сотрясает все (от sollus в архаичной латыни: все, и citare: двигать, приводить в движение, толкать). Структуралистское беспокойство и структуралистское подви-гание, становясь методичными, лишь наделяют себя иллюзией технической свободы. На самом деле они воспроизводят в плане метода беспокойство и подвигание бытия, историко-метафизическую угрозу основаниям. Именно в эпохи исторического распада, когда мы изгнаны со своего места, и развивается сама собой эта структуралистская страсть, в которой экспериментаторский пыл сочетается со стремительно распространяющимся схематизмом. Барокко — тому лишь один из примеров. Разве не говорили по его поводу о «структуральной поэтике», которая «основана на риторике»?* А также и о «развалившейся структуре», о «разорванном стихотворении, структура которого разваливается»?**
Итак, свобода, обеспеченная нам такой критической (во всех смыслах этого слова) отстраненностью — это участливость и открытость к целостности. Но что прячет от нас эта открытость? Не тем, что она якобы оставляет в стороне и вне поля зрения, а самим своим светом?
* Ср.: Genette G. Une po?tique structurale // Tel Quel. 1961. № 7. Р. 13.
** Ср.: Rousset J. La litt?rature de l'?ge baroque en France. I. Circ? et paon. Там мы читаем, в частности, (р. 194) по поводу одного примера из немецкой литературы: «Ад — это мир, разнесенный в клочья, разруха, которую поэма тщательно имитирует этой неразберихой криков, нагромождением мучений, потоком восклицаний. Вместо предложения — разрозненные его члены, ломаются рамки сонета: стих либо слишком краток, либо слишком длинен, четверостишия рассогласованы; стихотворение разваливается...»
— 5 —
|