Философия Артура Шопенгауэра

Интересное в художественных произведениях предполагает способность человека сочувствовать их героям, воспринимать их переживания как свои собственные. Эта особенность человеческой натуры помогает объяснить и природу моральных поступков людей. Обсуждению этого вопроса посвящена метафизика нравов.

Метафизика нравов

Кант в свое время говорил, что прекрасное — это символ доброго и что искусство, приучающее душу к незаинтересованным эстетическим созерцаниям, подготавливает ее к восприятию бескорыстных моральных максим. И хотя Шопенгауэр критиковал этику Канта, усматривая в его категорическом императиве рудимент прежней теологической морали с ее божественными заповедями, он сохранил представление о параллелизме эстетического и этического. Как и искусство, дарующее временное освобождение от мира индивизуализированного существования, мораль основана на глубинном единстве сущего, даже более глубоком, чем в первом случае. Искусство срывает с вещей индивидуализирующие их формы, но не идет дальше дифференцированного мира идей. Мораль же, по Шопенгауэру, проистекает от абсолютного единства всех вещей в Воле к жизни.

Этот тезис, разумеется, нуждается в доказательстве. Но в предварительном плане можно отметить, что его признание означало бы, что мораль в принципе противоположна индивидуалистичности. И в этой связи показательно, что индивиды поддерживают свою индивидуальность благодаря стремлению к самосохранению. Одно из названий этого стремления — эгоизм. Эгоистичными, утверждает Шопенгауэр, следует считать поступки, направленные на «собственное благо» (3, 447): для них характерна замкнутость интересов личности на сферу своей индивидуальности. И уже в обыденном сознании эгоистичные действия выводятся за пределы морали. Шопенгауэр развивает эту интуицию, заявляя, что «эгоизм и моральная ценность поступка, безусловно, исключают друг друга» (3, 446).

Итак, эгоистичный, направленный на собственное благо поступок сам по себе лишен моральной ценности, т. е. этически нейтрален, хотя акцидентальным образом и может казаться нравственным или безнравственным. Из этого следует, что поступки, несущие внутреннюю моральную ценность, должны иметь отношение к благу других людей (Шопенгауэр отвергает моральные обязанности человека по отношению к себе самому). Это отношение может быть как положительным, так и отрицательным. В последнем случае поступки порочны и продиктованы злобой. И наоборот, если поступки направлены на благо других людей, они добродетельны. Но как конкретизировать понятия зла и блага? Для Шопенгауэра здесь нет большой проблемы. Главное и до конца не устранимое зло мира — страдание. Значит, поведение, нацеленное на благо других, должно проявляться в стремлении не причинять страдания людям и избавлять их от страданий. Поэтому изначальным принципом этики, считает он, надо признать следующий тезис: «Никому не вреди, напротив, помогай всем, насколько можешь» (3, 397). Первая, отрицательная, часть этого положения, по мнению Шопенгауэра, содержит формулу справедливости, вторая, позитивная — человеколюбия. Справедливость и человеколюбие объявляются Шопенгауэром двумя основными добродетелями. Но если справедливость есть «первая и самая существенная кардинальная добродетель», практиковавшаяся с начальных времен человеческой истории, то человеколюбие впервые по — настоящему пришло в Европу с христианством (3, 461).