|
Прибегая к помощи обобщений через абстракцию при конструировании представления о нечувственных пространстве и времени, Юм полностью остается на платформе репрезентативизма в понимании точек и моментов, то есть элементов пространства и времени. Совершенно в духе репрезентативной концепции он трактует «точки» в науке и в сознании ученого в виде чувственных представителей всего класса чувственно воспринимаемых точек. Шотландский философ оказался столь непоследовательным вовсе не из желания во что бы то ни стало быть «верным» сенсуализму, а из-за стремления одним махом разделаться с антиномиями конечного и бесконечного, например, в фактах несоизмеримости отрезков (эти факты были изложены, например, в руководстве по геометрии Малезье, наставника внука Людовика XIV, которое внимательно прочитал Юм). Что касается рассуждений Юма о времени, то в них сталкиваются понимание времени как абстрактного образа комплекса «протяжений» событий и как способа появления перцепций, иллюстрируемого репрезентативным образом. При всех апелляциях Юма к наглядности, убедительности и удобству развиваемых им взглядов, рисуемый им идеал чувственно-воззрительной геометрии звал современников не вперед, к дальнейшему развитию теоретического естествознания, но назад, к исходным, грубо- 117 поверхностным представлениям. В отличие от Беркли, настойчиво нападавшего на открытия Ньютона, Юм не объявлял войны против научных абстракций, но глубокое его неверие в человеческий разум невольно приводило его в лагерь субъективных идеалистов. Само по себе указание Юма на эмпирическую подоплеку геометрии было правильным, но это указание, пройдя феноменалистско-идеалистическую редакцию, превратилось в свою противоположность: вместо выявления объективной основы этой ветви математического знания, оно ориентировало лишь на ограничение ее дальнейшего развития и на принижение значения уже достигнутых в ней результатов. Вначале Юм, как и Беркли, счел геометрию приблизительной наукой, от которой люди получают не истину, но лишь вероятные сведения. Эти взгляды Юма были проникнуты крайним психологизмом, сближающим его в понимании природы геометрического знания с Д. С. Миллем и Э. Махом. Совершенно напрасно автор современной книги о Юме Ф. Забег пытается преуменьшить психологизм Юма, утверждая, что «он использовал только философский язык своего времени...», обремененный психологизмом, но якобы лишь потому, что иной язык в ту пору еще не сложился [1]. Надо добавить, что понятие чувственной протяженности есть результат очень упрощенного подхода к явлениям психики. Ведь восприятия и представления объектов, обладающих пространственными параметрами, сами по себе обладают тремя измерениями не больше, чем понятия о таких объектах. Они вообще не обладают физическими свойствами, хотя и локализованы в части пространства, занимаемой человеческим мозгом: восприятие кубического тела не имеет ни граней, ни вершин, представление о Монблане занимает не больше места, чем представление о лесном муравье. Формирование гносеологического образа в сознании есть «вытянутый» во времени процесс [2]. — 83 —
|