|
Положение Канта, следовательно, так далеко от истины, что справедливым оказалось бы, вероятно, диаметрально противоположное ему положение. Рассмотрев бесчисленное множество примеров несовершенства строения, встречающихся у низших типов и уменьшающихся по мере восхождения к более высоким типам, не исчезающих, однако же, окончательно даже и в самых высоких, мы должны прийти к совершенно основательному заключению, что эволюция не достигла еще своего предела, что ничего подобного совершенному органу, по всей вероятности, не существует. Таким образом, совершенно исчезает основание для того аргумента, при помощи которого Кант пытается доказать свое положение о существовании доброй воли независимо от доброй цели и оставляет его учение во всей его явной несостоятельности {Я нахожу, что в последних трех параграфах оказал Канту слишком мало и вместе с тем и слишком много справедливости. Слишком мало - предположив, что его эволюционное воззрение ограничивается генезисом нашей звездной системы, слишком много - признав, что он себе нигде не противоречит. Мое знакомство с трудами Канта чрезвычайно ограниченно. В 1844 г. мне попался перевод его "Критики чистого разума" (тогда, кажется, только что вышедший) и прочел несколько первых страниц, на которых излагается его учение о времени и пространстве. Полнейшее несогласие с ним в этом вопросе заставило меня отложить книгу. С тех пор дважды повторялось то же самое, ибо я читатель нетерпеливый, и, когда я не согласен с основными положениями какого-либо труда, я не могу продолжать его читать. Я знал, кроме того, и еще одну вещь. Косвенным путем до меня дошло, что Кант высказал мысль, что небесные тела образовались путем агрегации рассеянной материи. Далее этого не шло мое знакомство с воззрениями Канта, и мое предположение, что его представление об эволюции остановилось на генезисе Солнца, звезд и планет, основывалось на том, что его учение о времени и пространстве, как о формах мышления, предшествующих опыту, предполагало сверхъестественное происхождение, противоречащее гипотезе естественного генезиса. Д-р П. Карус (Paul Cams), который вскоре после появления этой статьи в "Fortnightly Review", в июле 1888 г., предпринял защиту кантовской этики в издаваемом им американском журнале, "The Open Court", перевел теперь (4 сент. 1890 г.) в другой защитительной статье много мест из его "Критики способности суждения", из его "Вероятного происхождения человечества" и из сочинения "О различных человеческих расах", доказывающих, что Кант в своих умозрениях относительно органических существ был если и не вполне, то отчасти эволюционистом. Здесь имеется, быть может, некоторое основание сомневаться в правильности перевода этих мест д-ром Карусом. Если в первой из указанных здесь статей он не смог разобраться между сознательностью и совестливостью или, как это имело место в последней из трех статей, он осуждает англичан за неверный перевод Канта на том основании, что, по их словам, Кант "утверждает, что время и пространство суть интуиции", что, однако, совершенно неверно, ибо они везде приписывали ему утверждение, что время и пространство суть формы интуиции, - это дает право предполагать, не вычитал ли д-р Карус в каких-нибудь выражениях Канта такие значения, которых они, собственно, не заключают. Однако общее направление приведенных мест достаточно уясняет, что Кант должен был признавать широкое, если и не всеобщее значение естественных причин как условий, содействующих возникновению органических форм, и это предположение (которое, как он говорит, "может быть названо "отважной попыткой разума") он распространял в некоторой степени до происхождения человека включительно. Тем не менее он не распространяет теории естественного генезиса до исключения теории супернатурального генезиса. Когда он говорит об органической наклонности, "которая, в силу мудрости природы, является как бы приспособленной к тому, чтобы обеспечить существование видов", и когда далее он говорит: "Мы видим, кроме того, что в него заложено зерно разума, вследствие чего он, по мере развития этого последнего, предназначен для социальных сношений", - то он предполагает при этом вмешательство Бога. Это доказывает, что я был прав, приписывая ему убеждение, что время и пространство, как формы мысли, являются данными нам свыше. Если б он составил себе последовательное представление об органической эволюции, он неизбежно должен бы прийти к пониманию времени и пространства как субъективных форм, возникающих путем общения с объективной действительностью. — 108 —
|